Наперекор Судьбе

Эвмен, уставившись в пол, достаточно долго обдумывал слова оракула. На что же он действительно готов ради своей цели… Наконец, найдя, как ему показалось, ответ, он поднял голову, но оракул пропала. Как же эти жрецы любят эффектные поступки. Хмыкнув, стратег вышел из комнаты и направился к выходу. Во всём храме словно не было ни души, только дымились лампады. Каково же было его удивление, когда в глаза ударили лучи заходящего солнца — хотя, казалось, с оракулом он провёл не больше получаса…

— Стратег! — услышал он взволнованный окрик Эстарха, — я уж начал всерьез подумывать о том, чтобы раскатать этот храм по брёвнышку.

— Экий ты кровожадный, гиппарх, — укорил его задумчиво Эвмен, — да и нет в храме брёвнышек, только камешки.

— Я же ради дела, стратег…

— Да. Ради дела… — всё ещё задумчиво повторил Эвмен, направляя коня прочь от храма. В спину дохнуло ветерком, и Эвмен готов был поклясться, что услышал в шелесте листвы «задумайся, стратег…».

* * *

— Эстарх, начинай собирать войска, до ночи нам надо закрепиться в Эфесе.

Короткая команда, протяжный вой трубы… Солдаты нехотя начали собираться в лохи, хотя, скорее, просто начали не спеша ходить по площади и городу. Однако поторапливать стратег никого не стал — он оглядывал городскую площадь, заваленную телами защитников и нападающих. Пожалуй, Эвмен оставит здесь несколько таксисов — чтобы согнали жителей на уборку тел и похороны павших. Завалы из тел уже начали осматривать помощники врачей — искали раненых.

— Эстарх! — окликнул занятого гиппарха Эвмен.

— Да, стратег?

— Найдите тело Архидеоса — отвезём его в Эфес.

— Будет сделано, стратег, — ещё команда, и один из гонцов помчался в поле перед городом — исполнять поручение.

Такой тиран был достоин отдельных похорон — и хоть славы победителя он в бою не снискал, но славу бесстрашного и несгибаемого воина получил. А для человека сугубо гражданского, да ещё и эллина такое — великое достижение. Что, впрочем, вряд ли как-то поможет Эфесу…

К полудню в армии, наконец, был наведён относительный порядок — подумав, Эвмен объявил привал, незачем чрезмерно гонять солдат. В Сардах армия толком отдохнуть не успела, завтрак тоже был весьма скупым — пара сухарей, да вода. Пусть хоть пообедают нормально. Благо, городок оказался достаточно богатым — и скот нашелся, и зерно, и даже повара… Впрочем, от услуг последних стратег отказался — во избежание, так сказать, разных непредвиденных случайностей. Вряд ли, конечно, в городе найдётся столько яда или человек со злым умыслом — по военным временам армия Эвмена вела себя очень сдержанно и культурно, а большего никому и не надо было.

Заодно были подсчитаны потери в сражении — больше двухсот человек… А сколько ещё отправится в Тартар раненых, только Аиду известно. За неделю войны Эвмен потерял треть армии. Данные достаточно угнетающие. Впрочем, чего ещё ожидать от наступления с армией, преимущественно состоящей из ополчения. Надо было благодарить всех богов за то, что качество вражеских армий едва ли превышало качество, собственно, пергамских войск. Пока солдаты обедали и отдыхали, стратег разбирался с насущными делами — закручивал гайки в Сардах, писал письмо отцу… В общем, занимался обычной рутиной. Из городка то и дело вырывались гонцы, нещадно нагоняя коней и неся с собой письма Эвмена — кто в Сарды, кто в Пергам, кто в пограничные крепости, сейчас практически пустые.

Наконец, после того как спал полуденный зной, войска были построены для дальнейшего марша — на Эфес. Короткий вой трубы, и колонны двинулись вперёд. И хоть опасности быть никакой и не должно — вражеская армия уничтожена вместе с командующим, все окрестности тщательно шерстили тарантинцы — победа победой, но расслабляться было рановато. Небольшой отряд соматофилаков был послан вперёд — известить полис о поражении. Если оставшийся за эпистата аристократ не дурак, то откроет ворота, если дурак — полис падёт в течение нескольких дней и будет выжжен дотла. Последнее было включено в послание, которое должен был передать парламентёр.

Нация… Эвмен задумался над подобным определением. Являются ли эллины нацией? Ведь нация это что-то единое, словно человеческий организм — не могут же конечности жить отдельно от тела? Так и разделённая нация, рано или поздно, обрекает себя на гибель. Счастье, что не осталось ныне такой силы, которая мощным ударом могла бы стереть с лица Ойкумены всех греков, впрочем, это вопрос времени — свято место пусто не бывает… Собственно, уничтожение уже идёт — медленно, словно исподтишка, варвары наступают со всех сторон, подминая под себя греческие земли.