Наперекор всему

– Ничего примечательного, – презрительно поморщилась Эльза, – откровенно говоря, я на такого никогда бы не обратила внимания. Среднего роста, лицо круглое, невыразительное, глаза серые, навыкате, губы толстые, нос с горбинкой…

– Нос с горбинкой… – повторил Баташов. – Где-то я видел похожее лицо… Ну, конечно же! – удовлетворенно воскликнул он, вспомнив мичмана, который накануне ночью встретил его на КПП. – Фамилия у него еще интересная, одежная… Кажется с епанчей связанная… Мичман Епанчин с крейсера «Баян»! Я завтра же постараюсь показать его вам.

5

Припомнив о том, что штабс-капитан Свиньин знаком с Епанчиным, Баташов решил сначала переговорить о нем со своим помощником.

На вопрос, что он знает о мичмане, Свиньи удивленно посмотрел на своего начальника и видя, что интерес у того отнюдь не праздный, откровенно признался:

– Это мой давний кадетский товарищ. Вчера я поинтересовался у него о нашем общем однокласснике по кадетке Дмитрии Сандомирском, с которым я дружил. Но перед самым выпуском мы с Димой крепко поссорились… А что касается Епанчина, – после небольшой паузы продолжил штабс-капитан, – то с ним никто из нас не дружил, прежде всего потому, что его подозревали в доносительстве. Правда, прямых доказательств наушничества у нас не было, но, несмотря на это, однажды, перед самым выпуском, мы устроили ему «темную». И тогда, к удивлению всех, Дмитрий, заступился за него. Это-то и стало причиной нашей ссоры. Дальше – больше. Вопреки нашей с Дмитрием давней мечте стать настоящими кавалеристами, Сандомирский вместе с Епанчиным поступил в военно-морское училище. Тогда-то наши пути и разошлись… Ну что я вам все про Дмитрия рассказываю. Вас же больше интересует Епанчин.

– Рассказывай, как есть, – поощрительно улыбнулся Баташов, – я внимательно слушаю.

– А что рассказывать? – пожал плечами Свиньин. – О Епанчине мне больше нечего сказать.

– То, что мне надо было узнать, я уже узнал, – удовлетворенно кивнул генерал. – Интересно, что мичман поведал о твоем былом друге?

– Дмитрий служит вместе с ним на крейсере «Баян», в штурманской группе.

– Ты, наверное, хочешь с ним встретиться?

– Непременно! С вашего разрешения, конечно.

– Ну что ж, я не против… Вот сегодня и можешь пообщаться со своими товарищами в ресторане. Я думаю, что «Петербург» для этого вполне подойдет…

Штабс-капитан неопределенно пожал плечами.

– Или вы в «Рим» намерены идти?

– В «Петербург» слишком накладно, – смущенно пояснил Свиньин, – ведь если я приглашающая сторона, то и платить за всех придется мне…

– Пусть тебя это не смущает, – решительно заявил Баташов. – Ваша встреча необходима для дела, а для этого у меня средства всегда найдутся. Непременно заказывай столик в отеле «Петербург»!

– А что за дело-то? – насторожился штабс-капитан.

Генерал подробно рассказал ему о своих подозрениях относительно мичмана Епанчина.

– Вы можете за него поручиться? – спросил Баташов в заключение.

– Пожалуй, нет… – ответил Свиньин после минутной заминки.

– Почему?

– Если позволите, я все расскажу по порядку. Еще будучи в младшем классе кадетского корпуса, Епанчин поражал всех нас своим феноменальным равнодушием ко всему, что касалось непосредственно уроков и строевых занятий. Никакие силы ада не могли вызвать его на поступок, в котором была хоть капля гражданского самосознания. Он с изумительной, не по летам развитой способностью умел разгадывать характер начальника, преподавателей и всех тех лиц, в ком имел нужду, и подделываться к ним. Учился он прилежно, но сверх программы не прочитывал ни строчки. Ко всему этому в нем, как особое свойство, культивировался чудовищный эгоизм – всех людей и все явления он рассматривал под углом зрения личного благополучия. Все, что так или иначе шло ему на пользу, по его понятиям было хорошо. И наоборот, он был мертвецки равнодушен к тому, что причиняло бы ему неприятность и отчего он не имел бы пользы. С годами все эти качества и свойства возрастали в чудовищной прогрессии. В общем, из него получилось то, что получилось. И, как я уже говорил ранее, он, не без основания, подозревался в доносительстве на своих товарищей. По-моему, все это скорее полный набор качеств карьериста, но отнюдь не предателя…

– Дай-то бог, чтобы ты оказался прав, – скептически поджал губы Баташов, – хотя и карьера ради карьеры – достаточно отвратительное явление, могущее привести к самым непредсказуемым результатам. Взращиваясь на почве бесправия, безгласности, угодливости, раболепства и лести, карьеризм разъедает человеческую душу, попирает всякую мораль, манкирует понятие чести. Я считаю, что из всех явлений русской жизни карьеризм ради карьеры – самое наихудшее из наихудших явлений, оно достойно всякого презрения. Поэтому мы должны знать определенно, успел он замарать свою офицерскую честь или нет.

– Но, Евгений Евграфович, – удрученно промолвил штабс-капитан, – меня смущает та роль, которую мне придется сыграть с товарищами по кадетке.