Она была набита разнообразными вещами — подобный ассортимент Уильям видел два дня назад в порту: из кучи тряпья торчали высокие напольные часы, в глиняном горшке лежали платки, чулки и, кажется, шкатулка для ювелирных изделий миссис Эндикотт… Однако при виде именно этих сваленных в беспорядке вещей у Уильяма защемило сердце.
Частица дома, в котором он был гостем, разные мелочи и сокровища семьи, которую он знал… и любил. Вот эти часы с резным верхом — в памяти всплыло их гулкое «бом-м, бом-м» — пробили полночь в тот миг, когда Уильям украл поцелуй у Анны Эндикотт в темном уголке прихожей.
— Куда вы идете? — коснувшись руки Анны, тихо спросил Уильям.
Она повернулась к нему, покрасневшая, уставшая, с выбившимися из-под чепчика волосами, но не утратившая присутствия духа.
— Не знаю. Моя тетя Платт живет в маленькой деревушке недалеко от Нью-Йорка, но я не знаю, сможем ли мы добраться в такую даль, раз уж у нас… — она кивнула на неподъемную повозку в окружении сумок и распотрошенных тюков. — Может, нам удастся найти безопасное место где-нибудь поближе, и мы подождем там, пока отец все уладит. — Анна поджала губы, и Уильям внезапно понял, что самообладание дается ей с большим трудом, а глаза девушки блестят от еле сдерживаемых слез. Он взял ее руку и нежно поцеловал.
— Я помогу вам.
Легче сказать, чем сделать. Ось цела, просто одно колесо наскочило на камень и слетело, потеряв при этом металлический обод со ступицы. Которая тоже развалилась, потому что была плохо склеена. Части колеса лежали на траве, и яркая оранжево-черная бабочка сидела на ступице и лениво шевелила крыльями.
Страхи миссис Эндикотт имели под собой основание — как и беспокойство Эндикотта, которое он безуспешно маскировал раздражительностью. Если они промедлят и останутся здесь одни… даже если войска Вашингтона слишком спешат для того, чтобы заниматься грабежом, за армией всегда следуют мародеры. За любой армией.
Пока Уильям осматривал колесо, Эндикотт успел разобраться со щекотливой ситуацией и вышел из-за повозки, еще красный, но уже немного успокоившийся. За ним, не поднимая глаз от земли, шла раскрасневшаяся Пегги. Уильям кивнул торговцу и жестом подозвал его, чтобы поговорить наедине.
— У вас есть оружие, сэр? — тихо спросил Уильям.
Эндикотт сильно побледнел, кадык на его грязной шее задергался.
— У меня есть охотничье ружье отца, — еле слышно ответил он. — Я… оно… из него не стреляли уже лет двадцать.
О боже. Уильям без оружия ощущал себя голым и беззащитным. Эндикотту, скорее всего, лет пятьдесят, и он один должен будет защищать четырех женщин?
— Я помогу вам, — решительно заявил Уильям.
Эндикотт глубоко вздохнул. Возникло ощущение, что он заплачет, если ему придется заговорить, и Уильям пошел к женщинам.
— Среди беженцев должен быть бондарь или каретных дел мастер… О, а вот и разносчик воды! — Уильям протянул руку Пегги. — Пойдете со мной, мисс Маргарет? Уверен, ваше милое личико не даст ему пройти мимо.
Пегги даже не улыбнулась. Шмыгнув носом, она утерлась рукавом, расправила плечи и взялась за руку Уильяма. Женщины семейства Эндикотт были очень отважны.
Грустный мул, впряженный в повозку с бочонками воды, плелся вдоль колонны беженцев; заслышав оклики, погонщик останавливал его. Уильям прошел через людской поток, для безопасности держа восторженную Пегги на руках, и направил погонщика к Эндикоттам. Затем, махнув женщинам на прощание шляпой, сел в седло и поехал искать бондаря.
С армией шли несколько помощников деревенских ремесленников, которых назвали подручными: бондари, плотники, стряпухи, кузнецы, каретных дел мастера, гуртовщики, погонщики, лекари… Не говоря уж о толпе прачек и портних. Нетрудно найти бондаря или каретных дел мастера и убедить его помочь Эндикоттам.
Судя по солнцу, уже почти три часа пополудни. Среди солдат царило оживление, хотя это не означало, что они шли быстро. Клинтон приказал идти днем на два часа дольше, что по такой жаре было нелегко. Еще два часа требуется, чтобы разбить лагерь. Если повезет, повозку Эндикоттам починят, и они завтра нагонят армию.
Стук копыт и свист идущих пешком солдат привлек внимание Уильяма, и он оглянулся с бьющимся сердцем. За ним в два ряда скакали драгуны, их плюмажи вились на ветру. Уильям натянул поводья и направил Гота прямиком к ним. Подъезжая, он переводил взгляд с одного лица на другое. Несколько драгун в ответ уставились на него, их офицер раздраженно махнул рукой, но Уильям не обратил на него внимания. Тоненький голосок в голове спросил его, что он станет делать, если увидит среди них Харкнесса, но Уильям проигнорировал и его.
Миновав озадаченных драгун, он развернул коня и поехал с другой стороны их отряда. Некоторые из драгун смотрели на него раздраженно, другие — насмешливо. Не Харкнесс… тоже не он… может быть, это он? Да и узнает ли Уильям Харкнесса? Ведь он тогда был очень пьян. Зато, наверное, Харкнесс его узнает…
Теперь на него смотрели уже все драгуны, впрочем, без тревоги или злости. Их полковник натянул поводья и окликнул Уильяма:
— Хо, Элсмир! Что-то потерял?