Написано кровью моего сердца

Уильям прищурился — солнце било в глаза — и увидел оживленное краснощекое лицо Бана Тарлетона, который ухмылялся ему из-под вычурного шлема с пером. Бан кивнул в знак приветствия, и Уильям подъехал к нему.

— Не то чтобы потерял. Просто ищу драгуна, которого встретил в Филадельфии. Харкнесс его зовут. Знаешь такого?

Бан поморщился.

— Да. Он в двадцать шестом полку. Похотливый дурак, вечно за юбками гоняется.

— А ты нет?

Они не были близкими друзьями, но пару раз кутили вместе в Лондоне. Бан пил не много, но он в этом и не нуждался, представляя собой тот тип людей, которые всегда кажутся слегка под хмельком.

Тарлетон засмеялся, от жары лицо его раскраснелось, а губы алели, словно у девушки.

— Я тоже, но Харкнесса не заботит ничего, кроме женщин. Говорят, однажды в борделе он снял разом троих.

Уильям на миг задумался.

— Допустим, я представляю, как можно использовать сразу двух… но для чего ему третья?

Бан был, наверное, года на четыре старше Уильяма. Бросив на друга сочувственный взгляд, который он приберегал для девственников и закоренелых холостяков, он со смехом покачнулся, когда Уильям пихнул его в плечо.

— Ладно, забудем, — сказал Уильям. — Я ищу каретных дел мастера или бондаря. Не видел кого-нибудь из них поблизости?

Тарлетон поправил шлем, покачал головой и небрежно махнул рукой в сторону груженых повозок.

— Нет, но в этой сутолоке наверняка есть кто-нибудь из них. В каком ты полку? — Он нахмурился, похоже, лишь сейчас заметив, как одет Уильям. — Где твой меч? И горжет?

Уильям скрипнул зубами — по-настоящему скрипнул: в воздухе носилось много пыли — и в нескольких словах описал Тарлетону свою ситуацию. Не упомянул лишь, при каких обстоятельствах остался без горжета. Попрощавшись с Тарлетоном, он развернул коня и снова поехал вдоль колонны беженцев.

Уильям загнанно дышал, будто только что пробежал по лондонскому мосту, ноги и руки напряглись — после разговора с Тарлетоном он разозлился еще сильней. Однако сейчас ничего нельзя было поделать, и Уильям задумался, что бы он сделал с Харкнессом, встреться ему сейчас двадцать шестой драгунский полк. Он машинально коснулся груди, и стремление к насилию неожиданно сменилось головокружительным желанием.

Внезапно вспомнилось, зачем он здесь, и кровь бросилась ему в лицо. Уильям поехал медленней, упорядочивая мысли. Харкнесс подождет, а вот Эндикотты — нет.

Мысли об этой семье причинили боль — и не только от стыда за то, что он отвлекся и чуть было не бросил их на произвол судьбы. Просто пока Уильям был с Эндикоттами, пока проникался их бедами, он забыл. Забыл о ноше, которая тяжким камнем лежала на душе. Забыл о том, кто он такой на самом деле.

Что бы сделала Анна Эндикотт, узнав его тайну? А ее родители? Даже… хотя нет. Невзирая на подавленное настроение, Уильям улыбнулся. Вряд ли Пегги Эндикотт лишит его своего расположения, даже если он скажет, что втайне обчищал карманы или является каннибалом…

Зато все остальные его знакомые… Эндикотты — лишь одна из семей лоялистов, которые принимали его в своем доме в Филадельфии. Уильям не попрощался должным образом ни с кем из тех, кто остался в городе, — слишком стыдно смотреть им в глаза, зная правду.

Он обернулся. Эндикоттов было уже едва видно. Они сидели на траве тесным кружком и что-то ели. При виде их дружного семейства Уильям ощутил резкую боль. У него никогда не будет хорошей семьи, даже если он женится на женщине такого скромного происхождения, как Анна Эндикотт.

Ее отец может разориться, потерять богатство и свое дело, ее семья может обнищать — но они все равно останутся теми, кто они есть. Такими же отважными и гордящимися своим именем. Не то что он. Его имя ему не принадлежит.

Пробираясь сквозь толпу беженцев, Уильям нехотя признался себе, что все равно может жениться. Но лишь на женщине, которой от него нужны только титул и деньги. Однако жениться, зная, что твоя жена тебя презирает… и что ты передашь порченую кровь своим сыновьям…

Мрачную вереницу мыслей оборвало появление небольшой группки ремесленников. Они плелись за большой повозкой, в которой, скорее всего, лежали их инструменты.

Уильям кинулся к ним, словно волк на стадо перепуганных овец, и безжалостно оттеснил от остальных толстого каретника. Угрозами и подкупом он заставил его усесться на Гота позади себя и поскакал со своей добычей к Эндикоттам.

Их благодарность утихомирила его смятение, и Уильям снова развернул коня на север, к голове армии, лагерю и своему ужину. Поглощенный мыслями о жареном цыпленке с подливкой — он ел вместе с приближенными Клинтона, которых кормили очень хорошо, — Уильям не сразу заметил, что рядом с ним едет еще один всадник.

— Поделишься мыслями? — произнес приятный, смутно знакомый голос.

Уильям повернулся, и его взгляд уперся в улыбающееся лицо Дэниса Рэндолла-Айзекса.

* * *

К Рэндоллу-Айзексу Уильям относился со смесью раздражения и любопытства. Полтора года назад тот исчез, бросив Уильяма в Квебеке зимовать среди монахинь и voyageurs[59]. Этот опыт помог ему улучшить знание французского и охотничьи навыки, но не характер.