Напиши мне о галчонке. Записи на железнодорожных билетах

– А мне, покудова, здесь очень нравиться, – говаривал Петров. – Красота здесь. И, – расход небольшой, – прибавлял этот скупердяй. – В городе, что: повернулся, – и рупь! Гони – рупь! И, так по рублю, за день, знашь, скоко счетчик натикает?.. А, здесь расход небольшой. Я как-то подсчитал для себя…

Петров уже давно укрепил всех в своей мысли, что он скоро накопит деньги на новый «Жигуленок». Это удачное детище из города Тольятти, беззастенчиво содранное с итальянского «Фиата–124» (лучшего мирового бренда 1965 года), – устаревшая модель уже на момент начала выпуска в 1971 году, – пользовалась непомерным спросом у советских граждан. Первые образцы Ваз-2101 были собраны полностью из итальянских комплектующих – и ценились больше остальных аналогов. Стоило это вожделенное чудо советской автопромышленности, четыре годовых зарплаты заводского рабочего, тогда как на Западе – одна тысяча долларов (ползарплаты тамошнего трудяги).

Каждое утро, Петров, забросив на плече махровое полотенце, отправлялся по росной траве к речке. Пристроившись там возле омута, на большом валуне, он начинал обливать себя студёной водой, фыркать и охать на всю округу. Создавая такое впечатление, что в омут невесть как попал довольно-таки увесистый тюлень. Приняв водные процедуры, Петров, тяжелой поступью, шествовал обратно.

Однажды, Василий, проснувшись от громыхания его шагов, высунув лицо из спальника, сладкозвучно, нараспев произнес, сокровенную фразу:

– Солнце встало выше ели, а бичи еще не ели!

– Это ты, – «бич»! – вспыхнул, как спичка, влезающий в палатку, Петров. – А я сюда приехал подышать свежим воздухом! – Стало видно, что слова напарника, больно задели его, до глубины души. – Я себя «бичом» не считаю, – сказал обидчивый рабочий. – Это ты, Пальчиков – настоящий бич!.. Слышишь, Вань? У нас здесь появился бич! Так и запишем, что Пальчиков – бичара! – Посвящая своего напарника в бичи, Петров не забыл напомнить остальным: – У меня очередь на «Жигули» подошла, а денег, совсем немножко, не хватает. Пришлось, вот, подрядиться к геологам…

Однажды, он совсем уж разоткровенничался:

– Если б тогда меня не погнали с таксопарка, я б эти бабки там, в два счета заработал. Вот почему мне придется повкалывать. – Сделав выражение своего лица очень злым и неприступным, будто он кого-то видел перед собою, он, в сердцах, еще прибавил: – Я еще выведу этого козла на чистую воду! Это он меня заставил уйти из таксопарка!

Похоже, что Петров не поделился с кем-то там барышом. Копя деньги на «Жигули», он не захотел отстегивать начальству какую-то обязательную мзду. «Зажилил», – если сказать, одним словом. Его, очевидно, предупреждали каким-то образом. Но, ослепленный жаждой наживы, Петров, не внял начальствующему гласу, и его, под каким-то надуманным предлогом, выставили за ворота таксопарка, лишив престижной работы и приличного заработка.

Позавтракав, оба рабочие, медленно, потащились на канаву. Оттуда, с вершины холма, под аккомпанемент гулких ударов кайла об песчаники, вплетенные в натруженное сопенье, можно было долго слушать мантры Петрова о вожделенных «Жигулях», обязательно – вишневого колера.

5. Ошибка

Тем временем, Храмов, наконец-то, уселся за обязательные вычисления процентного содержание урана по всем добытым на участке точкам. Со всех дыр в земле, на которых он сделал замеры накануне с помощью рабочих, пёр торий-90! Радиоактивный изотоп тория никому был не нужен. Нужен был уран! Для ядерных бомб. Для ядерных электростанций, ледоколов и спутников. Для ядерной мощи Советского Союза.

Храмов, в сердцах, отбросил тетрадку с вычислениями, и, не помня себя, отправился на берег, развеять свою кручину. Душу скребли кошки его мнительности. Храмов корил себя в мыслях за опрометчивое решение, разрешив Татаринову копать канаву, в этом месте. Портил настроение еще и тот факт, что он уже наобещал живущим здесь старикам: «Устроить здесь целый рудник». Да, еще, с целым городам будущего, в придачу. Он прочно сжился с этими намерениями. Свои фантазии, он уже считал, поди, реальностью. С присущим – юношеским максимализмом. Больше всего на свете, он опасался прослыть в глазах уважаемых им людей – лжецом. Постигшее разочарование, разрушило воздушные замки. Звон битых стекол, заполонил все его мысленное пространство.

Он долго бродил по берегу речушки, глубоко погрузившись в свое нервное состояние. Храмов всерьез считал себя виноватым в том, что он позволил затеять здесь никому не нужную канаву.

Хотя, эта канава давно уже существовала в планах Татаринова, и, чтобы там не вычислял Храмов, она должна была появиться на определенном месте. «Планы партии – планы народа», еще никто не отменил, в 1981 году. В этом месте – геологической партии.

Храмов был совсем еще юн, и до конца не понимал всех этих взрослых игрищ в социалистическую экономику, когда, ради выполнения плана любой ценой, на забракованных аномалиях, организовывались схожие работы. Ему еще предстояло вжиться в эту систему, или, спасая душу, уйти из геологии. Слишком уж неравным, выглядело это противоборство.