Он попытался остановить Генку, но теперь это было бесполезно: Генка вывернулся, и на лед уже летели пальто, куртка… Стали собираться любопытные. Я сделал последнюю попытку остановить его:
- Да не стоит, Генка. Ты ведь плавок с собой не взял.
Но он меня даже не слышал.
Этой картины я не забуду никогда. Под высокими стенами Петропавловской крепости, на заснеженной Неве, в длинных до колена трусах и в войлочных ботинках стоял Генка. Несколько раз подпрыгнув, он нагнулся, зачерпнул горсть снега и стал им обтираться.
- Эх, хорошо! - приговаривал он. И вот тут-то ему стало холодно. Ветер дунул покрепче, кинув в белое Генкино тело колючие снежинки.
Генка стал синеть. Он растерянно посмотрел на меня, потом сделал несколько неуверенных шагов к проруби и остановился. Тут учительница опомнилась. Схватив Генкино пальто, она побежала за ним.
- А ну сейчас же оденься!
Но это только придало ему решимости. Он подбежал к проруби и уже хотел прыгнуть.
- Геныч, ботинки-то! - крикнул я.
И, быть может, это его и спасло. Не крикни я, он бы наверняка прыгнул, и я не знаю, чем бы все кончилось. Но он услышал и остановился.
- Во балда! Чуть в ботинках не сиганул, - сказал он.
Но я- то видел, что о ботинках он вовсе не думал. Он смотрел на черную ледяную воду и трясся от холода и страха. В этот момент из воды вылез какой-то мужчина. Он посмотрел на Генку, на нас и уж не знаю как, но сразу обо всем догадался.
- Сегодня купаться не советую, - сказал он уверенно.
- Почему? - спросил Генка с надеждой.
- Вода, понимаешь, не та…
- Правда, не та? - Генка с благодарностью посмотрел на мужчину.
- Точно. Вчера была гораздо лучше. Я вот сейчас выкупался - и никакого удовольствия.
- Тогда я, пожалуй, не буду, - неуверенно сказал Генка.
- Конечно, не стоит. Одевайся. Чего напрасно мерзнуть.
- Да я и не замерз ничуть, - сказал Генка, стуча зубами.
Но одеваться стал.
Генка все-таки заболел. В понедельник после школы, когда я пришел его навестить, он сидел с завязанным горлом и пилил какую-то железяку.
- «Моржам» - физкульт-привет! - сказал я.
- Здорово, - сказал Генка и чихнул.
- Чем болен-то? - спросил я.
- Не знаю, чихотка, наверное. Чихаю все время.
- А пилишь чего?
- Понимаешь, есть у меня идея. Ты думаешь, если у меня со стихами не получилось, так все? Дудки. Стихи что. Ерунда. Слова, слова… Вот скульптура - это вещь. Представляешь, бронзовый монумент! Сила!
- Уж не из этой ли железки ты собираешься бронзовый монумент делать?
- Ну, монумент не монумент, а небольшую скульптурку можно попробовать.
- И что же ты собираешься изобразить?
- Учительницу.
Я даже присел.
- Генка, - сказал я, - у тебя, может, не горло, а голова болит? Ты бы с врачом посоветовался.
Но Генка только отмахнулся.
- Ты слушай и не перебивай. Знаешь, какую скульптурку-то я собираюсь делать? Абстрактную. Ведь главное что?
Идея. Ты думаешь, обязательно, чтобы похоже было? Чтоб тебе и нос, и глаза, и всякое такое? А вот и нет. Идею можно разными способами выразить.
На следующий день Генкина скульптура была готова. Надо отдать ему должное, подставочка у него вышла отлично, ничего не скажешь. Из сосновой доски, ровненькая, лаком покрыта. А вот что к этой подставочке было прикручено, сказать трудно. Обыкновенный железный прут, который к тому же извивался, будто червяк, а на конце было припаяно что-то вроде медных усов.
- Я бы на месте учительницы обиделся, - сказал я. - Ты бы хоть проволоку-то выпрямил.
- А это и не учительница, - сказал Генка.
- А кто же?
- Потом скажу. У меня есть предложение. Послезавтра Восьмое марта. Зайдем к ней, поздравим?
- Можно, - сказал я. - Только не вздумай своего червяка дарить.
Но Генка ничего не ответил.
Восьмого марта мы стояли у двери учительницы. Я держал в руках цветы, - Генка - коробку со скульптурой. Он все-таки ее взял.
- Только бы на тетку опять не нарваться, - сказал Генка.
К счастью, на этот раз дверь открыла сама Марина Александровна. Мне показалось, что она ожидала увидеть кого-то другого.
- А-а, это вы, ребята, - сказала она растерянно.
- Вот решили зайти, поздравить, - сказал Генка.
Я протянул цветы, Генка - коробку.
- Ой, какие вы молодцы, - оживилась она. - Да что же мы стоим, проходите.
Мы вошли.
- Ну какие же вы молодцы, что пришли, - повторяла Марина Александровна. - А цветы изумительные! - Она засуетилась, ища вазу. - А тут еще что-то. - Она подошла к коробке. - Посмотреть можно?
- Конечно, - хрипло сказал Генка. Учительница открыла коробку.
- Это скульптура, - сдавленным голосом сказал Генка. - «Весна» называется.
«Сейчас засмеется», - мелькнуло у меня в голове.
Но учительница и не думала смеяться. Она осторожно вынула Генкину скульптуру и, поставив на подоконник, сделала шаг назад.
- Какая прелесть, - тихо сказала она. - Стебелек и два только-только раскрывшихся листика.
Я посмотрел на скульптуру - и замер. Вот это да! В одно мгновение Генкин усатый червяк превратился в веточку с двумя маленькими цветочками на конце. Почему же я раньше этого не разглядел? И как это она сразу все увидела?