– Тогда я еду к исправнику.
Священник заметно побледнел:
– Простите, вы не представились…
– Александра Ильинична…
– Александра Ильинична. Дело слишком деликатное, чтобы предавать его огласке.
– Это вы убийство деликатным делом назвали?
– Прошу, поверьте мне, этот человек никого не убивал.
– А вдруг вы ошибаетесь?
– Зачем вы его ищете? Удовлетворить любопытство?
– Ради торжества правосудия.
– Никого из Гневышевых сие не вернет.
Значит, ехала сюда не зря. Отец Илларион, без сомнения, знает тайну гибели Кости или Капы. Или их обоих.
– Засим прощайте! – Священник махнул рукой и пошел к алтарю. – Да хранит вас Господь!
– Я еду к исправнику! – крикнула ему вслед Сашенька.
Отец Илларион не обернулся. Подойдя к иконостасу, он три раза перекрестился и скрылся за Царскими вратами.
Теперь княгиня была уже абсолютно уверена, что в Одинцове скрывается убийца. Оставалось лишь выяснить его личность. Но как? Отправиться к исправнику? Тот Сашеньку сперва на смех подымет. Конечно, после телеграмм из питерского сыскного отделения ему-таки придется допросить отца Иллариона. И ссылки попа на тайну исповеди уже не помогут – ему придется назвать автора депеши. Однако за это время (а на переписку с Крутилиным уйдут сутки, а то и двое) преступник успеет скрыться.
Выйдя из церкви, Сашенька дала указание извозчику свернуть на первом же повороте, неважно, направо или налево. Свернуть и тут же остановиться. Извозчик так и поступил.
– Привяжи лошадей к дереву, – приказала княгиня, доставая из ридикюля пятерку, – а сам иди в церковь.
– Зачем? – изумленно спросил извозчик.
– Встань у какой-нибудь иконы в боковом приделе и молись. Долго молись. Дождись, когда священник выйдет из храма, и топай за ним, только незаметно. Мне нужно узнать, куда именно он пойдет. Запомни этот дом и возвращайся сюда. Если сделаешь как сказала, пятерка твоя.
Мужик долго обдумывал слова Сашеньки, минуту или даже две. Поручение барыньки казалось ему странным и подозрительным. Но алчность в итоге пересилила. Не сказав княгине ни слова, он отправился в церковь. А Сашенька принялась расхаживать взад-вперед вдоль коляски. Терпение не входило в число ее добродетелей. Эх, если бы она могла сама проследить за отцом Илларионом. Но Можайское шоссе пустынно, священник тотчас ее заметит. А на простого мужичка внимания не обратит.
Почему-то Сашенька была уверена, что отец Илларион сразу ринется предупреждать убийцу. Почему? Интуиция, или, как любит говорить Крутилин, чуйка.
Время тянулось медленно. С каждой минутой усиливалась жара. На узкой деревенской улочке росли только кусты шиповника, низкорослая тень которых спрятать Сашеньку не могла. И в коляске было не укрыться – солнце светило прямо на нее, и обитые кожей сидения раскалились, словно сковородки на плите. А извозчик все не возвращался. Неужели чуйка Сашеньку подвела и священник решил дождаться вечерней службы за Царскими вратами? Почему бы и нет, в церкви ведь прохладно. А убийцу он предупредит, когда тот придет на службу. Или записку ему отправит – толстая тетка ее отнесет.
Сашенька была очень собой недовольна: почему она не продумала все возможные варианты? Тогда дала бы извозчику более детальные инструкции. А теперь из-за того, что поторопилась, ее обведут вокруг пальца. Видимо, придется самой идти в церковь и вызволять оттуда извозчика, иначе Сашеньку хватит тепловой удар. А потом немедля искать колодец. Сперва напиться, а потом, чтоб извозчик окатил ее из ведра. Черт с ним, с платьем! Другое купит.
Солнце внезапно спряталось, на улице потемнело, подул ветер. Сашенька почувствовала облегчение. Но только на миг, пока не подняла глаза вверх. Туча! Мощная, черная, готовая обрушить не одно ведро, а миллион. Господи, только вот грозы Сашеньке не хватало! Конечно, от дождя можно спрятаться в коляске. Но вдруг лошади испугаются грома, сорвутся с привязи и понесут?
Что же делать?
– Барыня! – окликнули Сашеньку с шоссе.
Она обернулась – извозчик. От радости едва не бросилась ему на шею.
– Наконец-то! Где тебя носило?
– Как где? Делал, что велели. Встал у Пантелеймона-целителя и молился, вдруг от невстаючки[68]
поможет. Через четверть часа поп позвал тетку, что в храме прибиралась. Сходи, де, погляди, уехала та баба настырная али нет? Я сразу понял, что про вас спрашивает. Тетка вышла на крыльцо и сразу вернулась, сказав, что вы уехали. Я чуть не засмеялся. Как ловко мы их провели. Поп сказал тетке, что уходит по делам, и велел церковь закрыть, когда пол домоет. Он вышел, я – за ним. Гадаю, куда повернет? Если влево, тогда сразу же вас рассекретит, слишком мы недалеко встали. Однако он вправо свернул. Долго мы с ним шли, может, с полчаса, а потом он в избу какую-то зашел. Я подошел к ней поближе, в окна заглянул. Детки там вокруг стола сидят, и у каждого – книга.– Школа, – поняла Сашенька.