Наполеон

Для Франции это была огромная территориальная победа, и Французская республика совершенно справедливо считала ее личной победой Бонапарта. Ему двадцать восемь лет, и теперь он самый могущественный военный деятель республики. На карте Европы появилась «пушка, сорвавшаяся с лафета»[11], заряженная, со вставленным запалом. И, конечно, политики хотели держать Бонапарта как можно дальше от Парижа, давая ему все новые назначения далеко за пределами столицы. Естественно, они очень рисковали: его следующие триумфы могли стать еще более впечатляющими. Сначала была идея отправить его завоевывать и покорять Англию. Но, судя по тому, какие ресурсы ему были бы выделены в плане военных кораблей и транспорта, было ясно, что он ничего не получит. Это был пропуск в могилу под водой. Вместо этого он выдвинул план, с готовностью одобренный, который удерживал бы Бонапарта очень далеко от центра событий (что очень устраивало членов Директории). Этот план должен был распалить воображение любого француза – покорение Востока.

Во Франции давно рос интерес к Египту. Первые элементы того, что позже станет называться le style égyptien[12] появились еще в 1770-х годах. Согласно указаниям членов Директории, задачей Бонапарта было основать французскую колонию по выращиванию сахарного тростника взамен той, что была в Вест-Индии, прорыть Суэцкий канал и наладить связи с противниками британского правления – Маратхской империей и Типу Султаном[13], чтобы помочь им свергнуть это правление. У Бонапарта были смутные планы и по поводу турецкой империи, частью которой номинально являлся Египет. Но в глубине души у него зрело вполне определенное желание – стать современным Александром Македонским и завладеть богатыми провинциями невероятных размеров. Говорят, однажды Бонапарт сказал: «Европа для меня слишком мала… Нужно идти на восток». Он подсчитал, что, имея в подчинении 30 тысяч французских солдат, он сможет собрать еще 30 тысяч наемников в Египте. И, имея 50 тысяч верблюдов и 150 орудий, сможет дойти до Инда за четыре месяца. Он просчитал все до последнего заряда и до последнего бочонка пресной воды.

Члены Директории санкционировали завоевание Египта, но не более, и заявили, что Бонапарт должен финансировать и готовить экспедицию самостоятельно. Бонапарт поймал их на слове. Он послал своего самого преданного командира штаба Бертье в Ватикан, чтобы захватить его казну. Гийом Брюн, известный мародер, отправился в Берн и украл весь шведский резервный фонд. Бартелеми-Катерина Жубер вынудил раскошелиться датчан. Таким образом собрали десять миллионов франков, в основном золотом. Бонапарт распорядился, чтобы все морские суда Генуи и Венеции присоединились к Тулонской эскадре. Привлекательность предстоящей экспедиции позволила Бонапарту отобрать самых лучших молодых офицеров армии в свою команду. Чтобы выгоднее «продать» свой проект французской публике, он также пригласил поехать и ведущих членов Национального института, созданного в 1795 году на смену королевской Французской академии и Академии надписей и изящной словесности. Около 160 членов академий согласились отправиться с ним, включая лучших инженеров, химиков, математиков, историков, археологов, минералогов, географов, художников и чертежников, лингвистов и писателей Франции, плюс журналистов и типографов, и даже одного воздухоплавателя. У Бонапарта впервые появилась возможность привлечь к себе и своей миссии всеобщее внимание и извлечь максимальную пользу из этого. Он был не просто успешным генералом, помешанным на завоевании новых территорий, а воплощением французской культуры, несущей «цивилизаторскую миссию» в страну, где впервые в мире зародилось урбанистическое общество.