Наполеон

Маленькая армия Бонапарта одержала несколько блестящих побед над превосходящими турецкими силами, но так и не смогла взять Акру, которую турки отчаянно защищали под командованием английского адмирала Сиднея Смита (его многословные хвастливые рассказы о подвигах на Востоке в дальнейшем принесли ему прозвище «Длинный Акра»). Провал осады Акры стал первым крупным поражением Бонапарта и едва не выбил его из седла. Он решил вернуться в Египет с 8 тысячами оставшихся в живых солдат, но попал в ужасающую песчаную бурю в Синайской пустыне. Если бы он знал, что это отступление станет предвестником будущей катастрофы, которая ждет его в России… В тот момент неудача только укрепила его в решении покинуть остатки армии и вернуться во Францию. Шло лето 1799 года, и новости с полей сражения в Европе были угрожающими. Бонапарт воспользовался этим как предлогом, оправдывающим его поспешное возвращение, хотя он действительно рассматривал его как свой шанс «спасти» Францию и подняться еще на несколько ступенек к власти, что стерло бы воспоминание о провале египетской экспедиции. Одиннадцатого августа он собрал своих генералов и целый час гневно обличал идиотизм и трусость членов Директории. Он просто обязан вернуться и защитить Францию от вторжения сил второй коалиции. Это была первая из подготовленных им пламенных речей, и она сработала – генералы согласились, что он должен вернуться во Францию. Спустя неделю адмирал Гантом, командовавший фрегатами «Мюирон» и «Каррер», доложил ему, что настал относительно безопасный момент для отправки во Францию, и Бонапарт вышел в море, оставив Жан-Батиста Клебера командовать обреченной армией. Последний заметил: «Он оставил нас avec ses culottes plein de merde[14]». Клебер сказал также, что «вернется во Францию и заставит его утереться ими».

Как иной раз бывает, египетский поход Бонапарта теперь вспоминается не в связи с его поражением, а как культурный успех. И действительно, этот поход оказал огромное влияние на Францию того периода, так как «открыл Восток» для любителей искусства, интеллектуалов или по крайней мере псевдоинтеллектуалов. Несмотря на страшные лишения, эксперты-искусствоведы великолепно справились со своей задачей. Среди прочих находок они откопали розеттский камень (который позже вывезли британцы). Надписи на нем на трех языках помогли Жан-Франсуа Шампольону (при помощи английского исследователя Смита) расшифровать язык иероглифов, который оставался загадкой два тысячелетия. Самым предприимчивым из экспертов был художник-гравер Виван-Денон (1747–1825), бывший аристократ и дипломат, он в Неаполе при старом режиме делал наброски портретов сэра Уильяма Гамильтона, британского консула в Неаполе, и его красавицы-жены, Эммы, пользовавшейся дурной славой, и навсегда невзлюбил англичан. Художник Давид всячески протежировал ему, а в Египте он, наконец, добился признания. Виван-Денон страстно полюбил искусство и архитектуру древнего Египта, путешествовал по Нилу с генералом Луи Дезе, который не только одержал три блестящие победы, но и поощрял Денона зарисовать, а потом запечатлеть в готовых картинах самые выдающиеся храмы Египта. Эти 150 рисунков легли в основу быстро разошедшейся книги «Путешествия по Нижнему и Верхнему Египту» (1802) – первого серьезного исследования цивилизации древнего Египта, и двадцати четырех прекрасно иллюстрированных томов его «Описания Египта», вероятно, самого выдающегося издания со времен Комплютенской полиглотты[15], триумфа испанского книгопечатанья шестнадцатого века на пяти древних языках. Его «Описание» можно смело назвать величайшим артефактом, созданным за всю наполеоновскую эпоху (хотя с ним соперничает египетский столовый сервиз Севрского фарфора, который хранится сейчас в Веллингтоновском музее в Эпсли-хаус в Лондоне). Первый том этого издания появился в 1809 году при активной поддержке Бонапарта. Последний том вышел в 1828 году. Денон способствовал росту популярности египетского стиля в Париже и популяризировал образ Бонапарта как выдающегося новатора, деятеля культуры, превращая его в фигуру «квазиренессанса», притягательную не только для многих французов, но и для всей Европы. Словом, Денон был гениальным пропагандистом, и Бонапарт широко пользовался его услугами как директора Лувра (вскоре названного Музеем Наполеона) и всех французских государственных музеев, на пополнение которых Денон получил право практически официально грабить все королевские и церковные коллекции Европы.