Наполеон

Он улыбнулся этому высокому длинноносому аристократу с невинными круглыми глазами.

   — Хорошо, синьор герцог, — решительно сказал он. — Я с благодарностью принимаю ваше предложение. Если это устроит вас, я переехал бы завтра же.

Сербеллони рассыпался в благодарностях за честь, которую «синьор генерал» решил оказать его дому. Синьор генерал может быть уверенна этом месте словоизлияния герцога были прерваны. Один из миланских синьоров подвёл к ним молодую женщину поразительной красоты. Бонапарт уже обратил на неё внимание, поскольку она была прекраснейшей из множества присутствовавших на балу красавиц. Эта женщина была образцом совершенной, головокружительной, царственной красоты. Её кавалер поклонился главнокомандующему.

   — Синьор генерал, позвольте представить вам нашу божественную королеву красоты, госпожу маркизу ди Висконти-Айми.

Генерал неловко поклонился и пробормотал какую-то банальность о том, что очарован её красотой. Она тут же овладела его вниманием, прикоснулась к руке Бонапарта и чарующе улыбнулась. Боже, какие глаза!

   — Могу ли я признаться вам, синьор генерал? — смеясь, сказала маркиза. — Я сама потребовала, чтобы меня представили! Я тоже хотела положить свою дань к ногам нашего освободителя! Но... — тут её глаза стали льстивыми, — я и подумать не могла, что вы так молоды и так хороши собой! Каким успехом вы, должно быть, пользовались у прекрасных парижских дам! Но и тут каждая женщина будет готова обожать вас! Я сама готова обожать вас! Бот я и призналась вам в любви! — Она засмеялась. — Вы не танцуете, генерал?

Его молнией пронзила мысль, что она говорит искренне, что эта поразительная красавица предлагает себя ему. Он мог овладеть ею. Он мог овладеть любой из присутствующих здесь женщин. Но он здесь не для того, чтобы заниматься любовью. А эти женщины просто бесстыдны. Если бы только здесь была Жозефина! Он изголодался по ней.

   — К сожалению, госпожа маркиза, — сказал он, — я не танцую. — Он тут же пожалел о ненужной резкости, с которой отказал женщине. Жозефина права, ему действительно недостаёт светских манер. — Простите меня, госпожа, но я должен вернуться в свою штаб-квартиру. — Она всё ещё Недоверчиво смотрела на него, не в силах смириться с мыслью, что её отвергли. — Я поздравляю Милан, в котором живёт столько прекрасных женщин; но вы, синьора маркиза, лучшее украшение этого ослепительного созвездия.

Может быть, этот комплимент успокоит её... Он ещё раз поклонился на прощание, отошёл к графу ди Тривульцио и попросил передать городскому совету его признательность и сожаление. Пусть они простят его; у главнокомандующего много дел. Он будет вечно благодарен Милану за гостеприимство. Этот счастливый день станет лишь прелюдией к их счастливому сотрудничеству. И с Тривульцио, и с любым другим мужчиной он мог говорить легко и непринуждённо, держать себя с ненаигранным достоинством. Не то что с этими женщинами. С этой маркизой.

Он поймал взгляд молодого Мармона, явно имевшего успех у своей дамы. Хорошо им, этим щенкам-адъютантам, на которых не лежит никакой ответственности... Дай им волю, они бы всю жизнь занимались любовью... Он кивком подозвал Мармона, разлучив молодого человека с его красавицей:

   — Проводи меня до квартиры, Мармон, — сказал он. — Потом вернёшься и дотанцуешь.

Мармон весело кивнул. Их объединяла сильная взаимная привязанность: они были старыми друзьями и пронесли свою дружбу через множество испытаний. Ещё были свежи воспоминания о том, как они в Париже умирали с голоду (он никогда не забудет преданность Мармона и Жюно). А сейчас Мармон, несмотря на свои двадцать два года, показал себя первоклассным солдатом; он уже доложил о нём Директории. Именно Мармон несколько дней назад блестяще взял Пиццигеттоне и Кремону, лихой кавалерийской атакой сметая всё на своём пути... Справедливости ради надо было сказать, что первый адъютант по-настоящему обожал своего чудо-генерала.

   — Охотно, мой генерал! — засмеялся Мармон. — Но вы разобьёте сердца всех этих дам, если уйдёте так рано! Каждая из них мечтает завоевать вас!

Бонапарт презрительно улыбнулся. Что значили эти женщины по сравнению с Жозефиной?

   — Их мечты останутся мечтами, — сказал он, — Пойдём, мой дорогой!