И если Франция находилась в состоянии непрерывной войны начиная с 1789 года, то это не всегда было ее собственным выбором, поскольку после революции она была вынуждена бороться против нескольких европейских коалиций. На вопрос своей жены Жозефины о том, не пора ли прекратить войну, Наполеон ответил: «Ты считаешь, что это меня забавляет? Знаешь, я умею не только воевать, но я должен подчиниться необходимости, и не я управляю обстоятельствами — я им подчиняюсь».
До вторжения в Испанию в 1808 году Наполеон, в самом деле, занимал объективно оборонительную позицию, кроме периода египетской кампании. У него были все основания опасаться европейских монархов, которые считали его воплощением революции: «Европа никогда не перестанет воевать с Францией из-за наших принципов». Поэтому он нападает на европейских правителей, чтобы защититься или предупредить возможность их вторжения на территорию Франции: «Они все назначили друг другу свидание на моей могиле». Наполеон был уверен, что он скорее жертва, нежели палач, поэтому его сильно раздражали замечания о том, что в республике, основанной Джорджем Вашингтоном, царит относительное спокойствие: «Пример Соединенных Штатов совершенно абсурден; если бы Соединенные Штаты находились в центре Европы, они не продержались бы и двух лет под давлением монархий».Наполеон в самом деле попал в сети сложных обстоятельств, и ему пришлось немало потрудиться, чтобы сохранить свои завоевания, сделанные благодаря сопутствовавшей его экспедициям удаче: «Я никогда не завоевывал, я только приобретал, обороняясь».
Поскольку Наполеон был убежден, что «война — это естественное состояние», потому что «ничего не было основано без оружия», он считал, что «победа сделала меня таким, каков я есть, только победа поддерживает меня». На самом же деле его «континентальная схема» была порождена сложившимися обстоятельствами, а не волей одного человека. Например, не он, а Конвент в 1795 году аннексировал Бельгию и превратил Голландию в придаток Франции. Тем не менее главными причинами некоторых наполеоновских военных кампаний являлись его категорические отказы вернуть прежним владельцам «приобретения» Франции. В марте 1803 года, за два месяца до разрыва Амьенского мирного соглашения, первый консул заявил английскому послу: «Франция не может уступить в чем-то одном, не уступая во всем остальном. Это противоречит понятию чести. Если мы согласимся принять этот пункт, они потребуют Дюнкерк». Такая позиция была несовместима с мнением английского премьер-министра Уильяма Питта, который начиная с 29 декабря 1796 года, выступая в парламенте, заявлял: «Англия никогда не пойдет на то, чтобы позволить присоединить Бельгию к Франции. Мы будем воевать до тех пор, пока Франция не вернется в свои границы 1789 года». Питт и его преемники выполнили обещание.
Во время военных действий Наполеон нередко проявлял великодушие к своим противникам. Делал он это отчасти по природной склонности, отчасти — из тактических соображений. Например, он несколько раз щадил императора Австрии, «эту тень Франца II»,
предлагая ему заключить мир после каждого решающего сражения: при Риволи, Маренго, Аустерлице и Ваграме. В первую итальянскую кампанию сразу после победы над армией австрийского эрцгерцога Наполеон писал поверженному противнику: «Разве не достаточно людей мы уничтожили, разве не достаточно зла причинили несчастному человечеству? Что касается меня, то, если предложение, которое я имею честь вам сделать, могло бы спасти жизнь хоть одного человека, я бы гордился этим много больше, чем печальной славой, которую могут принести военные успехи».