Солдаты! Я сам буду руководить вашими батальонами. Если вы, с вашей обычной храбростью, внесете беспорядок и смятение в неприятельские ряды, я буду держаться вдали от огня; но если победа хоть на минуту окажется под сомнением, вы увидите вашего императора, подвергающего себя первым ударам неприятеля, ибо не может быть колебаний в победе, особенно в таком сражении, где речь идет о чести французской пехоты, столь важной для чести всей нации.
Пусть под предлогом увода раненых не расстраивают рядов и пусть каждый будет проникнут мыслью, что необходимо победить этих наемников Англии, воодушевленных столь великой ненавистью к французской нации.
Эта победа завершит наш поход, и мы сможем возвратиться на зимние квартиры, где к нам присоединятся новые войска, которые формируются теперь во Франции, и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня».
Предоставим теперь слово самому Наполеону: послушаем Цезаря, рассказывающего о битве при Фарсале.
«Тридцатого ноября неприятель стоял на биваках в Годьежице.
Я провел весь этот день, объезжая верхом окрестности, и убедился, что только от меня зависело надежно защитить мое правое крыло и расстроить планы врагов, с главными силами заняв Праценское плато от Сантона до Крженовица, чтобы удержать его с фронта.
Однако это привело бы лишь к столкновению с равными шансами для обеих сторон, а я желал кое-чего получше.
Стремление союзников обойти мое правое крыло было очевидным.
Я счел возможным нанести верный удар, оставив им свободу маневрировать и растягивать свое левое крыло, и поместил на Праценском плато только один кавалерийский отряд.
И действительно, 1 декабря, выйдя из Аустерлица, неприятель расположился против нас на позиции в Працене, растянув левое крыло до Ауезда.
Бернадот, прибывший из Богемии, встал в общий строй, Даву во главе одной из своих дивизий дошел до Райгернского аббатства; дивизия Гюдена расположилась биваками у Никольсбурга.
Донесения о передвижении неприятельских колонн, которые я получал со всех сторон, утвердили меня в моем мнении.
В девять часов вечера я проехал по своей линии как для того, чтобы оценить направление неприятельских костров, так и для того, чтобы воодушевить мои войска.
Я приказал зачитать им воззвание; оно не только обещало им победу, но и объясняла маневр, который должен был нам ее доставить.
Вне всякого сомнения, впервые в истории генерал ставил всю свою армию в известность о тех тайных приемах, которые должны были обеспечить ему победу, однако я не опасался, что о них проведает враг, ибо он не поверил бы в них.