Ни в какой момент жизни манеры или привычки первой не были иными, кроме как милыми и привлекательными, и было бы просто невозможно заставить ее поступиться этими качествами, ибо в своей жизни она поставила специальную цель производить только благоприятное впечатление о своей особе, и она добивалась этой цели, никому не позволяя заметить это. Все, чем искусство может способствовать усилению привлекательности, было испробовано ею, но так умело, что в лучшем случае о существовании подобного обмана можно было бы только подозревать.
С другой стороны, в голову второй никогда не приходила мысль о том, что она могла чего-то достичь, прибегая к невинным, но искусным проделкам. Первую всегда искушало желание посягнуть на правду, и ее первой реакцией на все всегда было отрицание. Вторая не признавала двух мнений, и любой обман был чужд для нее. Первая никогда ничего не просила, но была вся в долгах. Вторая без колебаний обращалась с просьбой, если в чем-то нуждалась, что случалось редко, и никогда ничего не покупала, если не чувствовала себя обязанной немедленно оплатить покупку. Суммируя все вышесказанное, обе были хорошими, нежными супругами, очень привязанными к своему мужу».
Такими, или почти такими, были слова, сказанные императором о своих супругах. Можно заметить, что, сравнивая их, он в большей степени отдавал предпочтение второй супруге и приписывал ей качества, которыми она не обладала, или же сильно преувеличивал те, которые ей были присуши.
Император пожаловал 500 000 франков на гардероб Марии Луизы, но она никогда полностью не тратила эту сумму. Она не отличалась хорошим вкусом и выглядела бы совсем неэлегантной, если бы у нее не было хороших советниц. В те дни, когда император хотел, чтобы она выглядела особенно хорошо, он приходил к ней помогать наряжаться и самолично примерял для пущего эффекта различные украшения на голове, шее, руках, всегда выбирая что-то очень красивое. Император был отличным супругом. Как супруг он мог служить примером для всех своих подданных; и все же я не думаю, что он любил Марию Луизу так же нежно, как Жозефину. Последняя обладала очаровательным изяществом, добротой, умом и испытывала большую нежность к супругу, о чем император хорошо знал и что ценил в высшей степени; и хотя Мария Луиза была намного моложе, она была гораздо холодней Жозефины и не обладала изяществом манер. Я думаю, что она была очень привязана к мужу, но была сдержанной и скрытной и ни в коем случае не заняла место Жозефины в сердцах тех, кто испытывал счастье, находясь рядом с последней.
Вопреки покорности, с которой она попрощалась с австрийскими придворными, совершенно очевидно, что она относилась с сильным предубеждением не только к собственному обслуживающему персоналу, но также и к обслуживающему персоналу императора и никогда не позволяла себе теплых слов в адрес личных слуг императора. Я часто видел ее, но ни улыбкой, ни взглядом, ни каким-либо жестом императрица не давала мне понять, что я в ее глазах представляю нечто большее, чем просто посторонний человек.
Император с самого начала принял строжайшие меры предосторожности, чтобы никто, особенно ни один мужчина, не обращался к императрице без присутствия свидетелей. Без разрешения императора ни один мужчина, за исключением г-на де Меневаля, секретаря императрицы по вопросам протокола, и г-на Балуйе, контролировавшего расходы императрицы, не имел права появляться в ее личных апартаментах; даже придворные дамы, за исключением главной фрейлины и фрейлины, ответственной за наряды императрицы, принимались Марией Луизой только после ее согласия на эту встречу. От придворных дам, обслуживавших личные апартаменты императрицы, требовалось, чтобы они следили за соблюдением всех этих правил и несли ответственность за их нарушение; и одна из них должна была присутствовать на уроках музыки, рисования и вышивания, которые давались императрице, и писать письма под ее диктовку или в соответствии с ее указаниями.
Император не желал, чтобы хотя бы один мужчина в мире мог похвастаться тем, что находился наедине с императрицей в течение двух минут; и он очень сурово отчитал дежурную придворную даму за то, что она однажды пребывала в другом конце зала, когда г-н Бьенне, ювелир, назначенный обслуживать императорский двор, показывал ее величеству секретное отделение в портфеле, который он сделал для нее. В другой раз император был очень недоволен тем, что дежурная придворная дама не сидела рядом с императрицей, когда та брала урок музыки у г-на Паера.
Меневаль
Утром того дня, когда праздновалась религиозная церемония брака, при одевании императрицы присутствовал император. Фрейлины — две французские и одна итальянская — и надзирательница за мантиями возложили корону на голову императрицы в его присутствии. Решение императора относительно этой короны было следующим: