Такт и достоинство, проявляемые Марией Луизой в необходимых случаях, привлекали всеобщее внимание. Наполеон, казалось, был счастлив. Дома он был приветлив и нежен с императрицей. Когда он находил ее в плохом настроении, то старался развлечь шутками или пытался вывести ее из этого состояния самыми теплыми и сердечными объятиями. В присутствии других лиц он относился к ней с большим уважением и с достоинством, которые не исключали некой величавой фамильярности.
Его отношение к ней в целом выражало любовь, основанную на полном доверии. В то же самое время, желая сохранить в первозданной чистоте ее целомудрие, которое так очаровывало его, и отвести от нее подозрения, которые обычно допускает французское легкомыслие, Наполеон установил для обслуживающего императрицу персонала порядок, при котором она настолько была ограждена от всего, что можно было подумать, что он очень ревнив. Скромность Марии Луизы, ее привязанность к семейной жизни, ее недоверие к самой себе и предвзятое мнение, с которым она относилась к большинству лиц императорского двора и к духу насмешливости, столь характерному для французов, удерживали императрицу от связей, которые могли бы не понравиться императору.
Когда, благодаря Наполеону, она стала наездницей, уроки иногда продолжались на дороге частного парка Сен-Клу, ведущей от той стороны дворца, где находилась семейная гостиная, названная так потому, что была украшена портретами всех членов императорской семьи. Наполеон, когда у него выдавалось несколько свободных минут после второго завтрака, посылал за своей лошадью, садился на нее верхом, надев шелковые чулки и туфли с пряжками, и ехал рядом с императрицей. Он обычно заставлял лошадь императрицы скакать галопом, смеясь от всего сердца, когда она кричала от страха, боясь свалиться. На самом деле такой опасности не было, так как вдоль всей дороги стояли конюхи, которые в любую минуту могли остановить лошадь и помешать падению.
Тем временем король Рима рос, обретая все большую силу и красоту под бдительным оком госпожи де Монтескье, любившей его как собственного сына и заботившейся о нем сверх всякой меры. Каждое утро его приносили к матери, которая держала его при себе, пока одевалась. В дневное время, в перерывах между уроками музыки и рисования, Мария Луиза обычно отправлялась в комнату юного короля и, присаживаясь около него, занималась каким-нибудь рукоделием.
Часто вместе с нянькой, которая следовала за ней с ребенком, она приходила с сыном к отцу, занятому работой. Когда сообщали о прибытии сына, Наполеон обычно вставал с кресла и шел к дверям, чтобы встретить его. В это время никому не разрешалось входить в его кабинет; нянька была вынуждена оставаться снаружи, а Марию Луизу он просил, чтобы она сама принесла ребенка в кабинет. Мария Луиза настолько не доверяла самой себе, что боялась взять ребенка из рук няньки.
Наполеон обычно спешил встретить ее и забирал ребенка в свои руки, унося его в кабинет и осыпая поцелуями. Этот кабинет, который был местом рождения столь многих искусных планов и маневров, предназначенных для того, чтобы отразить атаки наших внешних врагов, и стольких многих грандиозных планов правительства, очень часто был молчаливым свидетелем отцовской нежности Наполеона. Я часто наблюдал за императором, когда он был рядом с сыном. Он усаживал сына на колени, а сам садился на свою любимую кушетку около камина, полку которого украшали два замечательных бронзовых бюста Сципиона и Ганнибала, чтобы читать какой-нибудь важный доклад. Или, прижимая сына к груди, подходил к письменному столу, чтобы подписать депешу, каждое слово которой должно было быть взвешенным. Наделенный чудесным даром концентрации, Наполеон был способен в одно и то же время и заниматься серьезными делами, и предаваться детским забавам. Иногда, отложив в сторону срочные дела, он ложился на пол около своего обожаемого сына и играл с ним, словно сам был ребенком.
Наполеон распорядился, чтобы ему изготовили маленькие фигурки для наглядного проигрывания в кабинете военных маневров. Это были фигурки из красного дерева, различных цветов и разной длины. Эти фигурки, на верхушках которых были вырезаны узоры, изображали батальоны, полки и дивизии. Когда император хотел проверить новые войсковые комбинации или новые военные передислокации, он пользовался этими деревянными фигурками, которые расставлял на ковре, разложенном на полу, чтобы получить большее поле для маневрирования. Иногда сын приводил его в изумление, когда с серьезным видом рассматривал позиции, занятые этими фигурками, словно готовился к проведению одного из хитроумных маневров, который обеспечит ему победу в будущем сражении.