Наполеон. Годы величия

Несколько французских и итальянских кардиналов, архиепископов и епископов, собравшихся вокруг Папы Римского в Фонтенбло, были заняты переговорами о мерах, которые должны были положить конец дискуссиям, не прекращавшимся в течение нескольких лет между Ватиканом и императорским двором в Тюильри.

Наполеон, чье терпение иссякало, полагаясь на влияние, которое, как ему было известно, он оказывает на Пия VII, решил воспользоваться этим, чтобы переговорить непосредственно с его святейшеством без каких-либо посредников. Соответственно, император провел несколько личных встреч с его святейшеством, результатом которых стало подписание 19 января 1813 года нового Конкордата в апартаментах императрицы в присутствии советников его святейшества, императора и императорского двора.

Мария Луиза принимала большое участие в состоявшемся примирении. Она считала необходимым встретиться с Папой Римским, когда он приехал в Фонтенбло. После подписания Конкордата она по собственной инициативе вновь вернулась туда, чтобы поздравить его святейшество. Папа Римский — искренний поборник веры — несмотря ни на что, любил Наполеона, а Наполеон, со своей стороны, испытывал к нему уважение и даже привязанность. Можно почти с уверенностью сказать, что они бы пришли к взаимопониманию, если бы римские советники его святейшества постоянно не грозили ему отлучением от церкви в случае мелких уступок с его стороны в отношениях с Наполеоном.

Два месяца спустя после подписания нового Конкордата Папа Римский направил императору письмо, в котором поделился своими сомнениями и объяснил причины, побудившие его не следовать условиям этого соглашения. Единственным ответом императора на это письмо стало издание декрета, в котором он предписывал архиепископам, епископам и коллегиям священников, состоявшим при епископе или при кафедральных соборах, строго соблюдать условия нового Конкордата.

Констан

Планы реконструкции Парижа

Со времени своего возвращения из Москвы его величество был занят беспрецедентно активной деятельностью, направленной на поиск средств для отражения возможного вторжения русских. Был отдан приказ о новых наборах рекрутов. В течение двух месяцев он получал предложения о предоставлении лошадей для армии, с которыми выступали все города империи, представители официальных организаций и богатые люди, приближенные к императорскому двору.

Поглощенный этими важными заботами, его величество ни на минуту не упускал из поля зрения свой заветный план превращения Парижа в самый красивый город мира, и ни одна неделя не проходила без того, чтобы он не приглашал для бесед архитекторов и инженеров, которые показывали ему свои проекты и сметы расходов.

«Это просто позор, — заявил однажды его величество, инспектируя бараки императорской гвардии, представлявшие собой что-то вроде черных, закопченных сажей сараев, — это позор, — повторил он г-ну Фонтену, — строить сооружения, подобные тем, что можно видеть в Москве. Я бы никогда не позволил воздвигнуть такое здание. Разве ты не являешься моим главным архитектором?»

Г-н Фонтен стал оправдывать себя тем, что не несет ответственности за здания Парижа, поскольку, хотя он и имеет честь быть главным архитектором императора, отвечает только за строительство дворцов Тюильри и Лувра.

«Все это верно, — согласился его величество, — но нельзя ли построить здесь, — продолжал он, показывая рукой на набережную, — вместо этой деревянной верфи, производящей такое скверное впечатление, резиденцию для итальянского посланника?»

Г-н Фонтен ответил, что этот план вполне выполним, но его осуществление потребует трех или четырех миллионов.

После этого ответа император, казалось, отказался от своей идеи и переключил все внимание на сад дворца Тюильри, — возможно, помня о заговоре генерала Мале. Наполеон распорядился переоборудовать все входные двери дворца таким образом, чтобы один и тот же ключ подходил ко всем дверным замкам. «И этот ключ, — добавил его величество, — должен храниться у обер-гофмаршала после того, как все двери будут заперты на ночь».

Через несколько дней после этого разговора с г-ном Фонтеном (в то утро его величество посетил здания Шайо), император направил ему и г-ну Костазу следующую записку, копия которой попала в мои руки:

«Пока все еще есть достаточно времени для того, чтобы обсудить строительство дворца для короля Рима.

Я не хочу, чтобы меня ввели в безрассудные расходы; мне бы хотелось иметь дворец не такой большой, как в Сен-Клу, но несколько больший, чем Люксембургский дворец.

Я хочу, чтобы его можно было заселить после того, как на его строительство будет затрачено шестнадцать миллионов; тогда это будет выглядеть вполне практичным делом. Но если будет предпринята попытка построить более дорогое здание, то в результате получится нечто вроде Лувра, строительство которого никак не может закончиться.

Сначала необходимо определить места для парков, их границы должны быть точно обозначены и приложены к проекту.