Погода была ужасной, дождь лил весь день. Вечером противник был разбит полностью, и император вернулся во дворец в страшном состоянии.
С того времени, когда он сел на лошадь, а это было в шесть часов утра, дождь не прекращался, и император так сильно промок, что можно было сказать, не прибегая к метафоре, что дождевая вода стекала с воротника его мундира в сапоги, и они до верха были полны водой. Его прекрасная касторовая шляпа окончательно потеряла свой вид, а ее края беспомощно свисали над плечами императора. Его пояс из бычьей кожи разбух от воды. Для сравнения — человек, только что вытащенный из реки, не выглядел бы таким промокшим, как император.
Король Саксонии, ждавший его, бросился обнимать его, словно нежно любимого сына, который только что избежал большой опасности. После того как император постарался успокоить всех, сказав каждому доброе слово, он удалился в свои апартаменты, оставляя за собой лужи воды. Я с большим трудом раздел его. Зная, что император очень любит принимать ванну после напряженного дня, я ее заранее подготовил, но так как он чувствовал себя необычайно уставшим и к тому же его стало сильно знобить, то его величество предпочел сразу лечь в постель, которую я постарался поскорее согреть.
Однако едва император улегся в постель, как тут же вызвал одного из своих секретарей, чтобы тот зачитал ему накопившуюся корреспонденцию, оказавшуюся очень объемистой. После этого он все же принял ванну, но оставался в ней всего несколько минут, поскольку почувствовал себя настолько плохо, что у него начался приступ рвоты, заставивший его вновь лечь в постель.
Его величество сказал мне: «Мой дорогой Констан, мне необходим небольшой отдых, проследи за тем, чтобы меня не будили, за исключением дел чрезвычайной важности». Следуя указанию императора, я обосновался в соседней с его спальней комнате, следя, подобно часовому, чтобы императора не разбудили и даже не приближались к его комнате.
На следующее утро император очень рано позвонил в колокольчик. Я немедленно вошел в его спальню, чтобы поскорее узнать, как он провел ночь. Я убедился в том, что он почти полностью восстановил свои силы и находится в прекрасном настроении. Однако он все же сказал мне, что у него был небольшой приступ лихорадки.
Здесь я должен заметить, что это был единственный случай, когда император болел лихорадкой. В течение всего времени, пока я был с ним, я никогда не видел, чтобы из-за болезни он пролежал в постели более двадцати четырех часов. Он встал с постели в свой обычный час и, когда спустился из своих апартаментов во дворце на прилегавшую площадь, получил большое удовольствие от прекрасного вида дежурного батальона.
Однажды, после того как Австрия объявила нам войну, я слышал, как император вслух высказал свое глубокое удовлетворение тем, что его Луиза, как он называл ее, вела себя исключительно так, как требовали интересы Франции, и тем, что в ней ничего не было австрийского, кроме места ее рождения. Чтобы она испытывала удовлетворение от своей деятельности, он разрешил ей публиковать от собственного имени все официальные новости армии. Бюллетени за номерами более не выпускались; но армейские новости ей сообщались, причем уже готовые для опубликования. Несомненно, элю было доказательством внимания со стороны его величества, так как, дав ей возможность стать неким средством связи между правительством и общественностью, он сделал императрицу более популярной в стране.
Во время второго дня битвы при Дрездене маршал Мюрат проявил чудеса доблести. Много было сказано об этом действительно необыкновенном человеке.
Он был огромный, и одно это резко выделяло его среди других. Он искал любой возможный повод, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Его правильные и резко обозначенные черты лица, его красивые синие глаза, огромные усы и черные волосы, спадавшие длинными локонами на воротник куртки с узкими рукавами, обращали на себя внимание с первого взгляда.
Добавьте к этому: богатейший и весьма элегантный костюм, который кто-нибудь другой обычно надевал только при посещении театра, — польский мундир с роскошной вышивкой и позолоченным поясом, с которого свисали ножны с легкой шпагой, имевшей прямое лезвие с острым концом, но без граней и без гарды эфеса; крупные рейтузы пурпурного цвета с золотой вышивкой по швам и желто-бежевые сапоги; большую шляпу с золотой вышивкой и с белыми перьями по краям, над которыми колыхались четыре страусовых пера, а в середине шляпы выделялся изысканный плюмаж из перьев цапли; и, наконец, коня короля, отобранного из числа самых сильных и самых красивых породистых коней. На коне была длинная, доходившая чуть ли не до самой земли попона с элегантной вышивкой сине-небесного цвета. Седло было образчиком венгерского или турецкого мастерства, по своему великолепию седлу и другой экипировке коня не уступали уздечка и стремена.