Наполеон III. Триумф и трагедия

В начале марта 1855 года Европу облетела новость о смерти Николая I. Император отошел в мир иной 2 марта в Зимнем дворце в Петербурге. В европейской прессе и в общественном мнении получило хождение версия, что под грузом военных неудач и тяжелого положения внутри страны российский монарх покончил с собой[1279]. Однако убедительных доказательств этой версии не было.

На российский престол вступил старший сын Николая I — Александр II. В дипломатических кругах заговорили о возможных изменениях во внешней политике Российской империи и скором завершении войны. Правда, первые документы и шаги нового царя свидетельствовали о продолжении государственного курса, который был при прежнем монархе. Несмотря на это, в середине марта 1855 года в Вене возобновились переговоры между Австрией, союзниками и Россией об условиях окончания войны[1280]. Российскую делегацию представляли Александр Горчаков и Владимир Титов.

Заседания в Вене шли своим чередом, но прорыва, который мог бы удовлетворить все стороны, достичь не удавалось. Австрийский министр иностранных дел Буоль стремился найти способ разрешить проблемы, приведшие к войне. Он осознавал, что продолжение конфликта будет иметь в последующем самые пагубные последствия для Австрии. Но, как полагали все, аргументы дипломатов должны были подкрепляться гулом артиллерийской канонады и победными реляциями. Севастополь оставался в руках у русских. Союзники не хотели терять свое лицо и прилагали максимум усилий, чтобы его захватить. Каждая из сторон ожидала решительного военного успеха, чтобы сторговаться на самых выгодных для себя условиях.

* * *

В превосходный солнечный день 16 апреля 1855 года начался официальный визит главы французского государства в Великобританию. В этот день императорская чета на военном корабле Pélican покинула гавань Кале и отправилась в сторону Британских островов[1281].

Через несколько часов на пирсе Дувра, окутанном туманом, Наполеона III и Евгению под звуки Partant pour la Syrie встречал принц Альберт. Отобедав в Lord Warden Hotel, высокие гости в сопровождении принца Альберта в специальном железнодорожном составе направились в Лондон. На всем пути движения поезда Наполеона III и императрицу приветствовали толпы англичан. Они прибыли на Bricklayers Arms Station в Лондоне и в открытой коляске в сопровождении конного эскорта поехали через весь город к станции Paddington, где их ждал другой специальный поезд, доставивший в Виндзорский замок.

По ходу движения по улицам Лондона Наполеон III с огромным удовольствием показывал Евгении места, где он жил и останавливался, а английская публика, заполнившая все улицы, внимательно рассматривала императора французов и его прелестную супругу. От множества острых женских глаз не ускользнули элегантность и манеры императрицы, ее клетчатое платье, серая накидка и превосходная соломенная шляпка[1282].

В Виндзоре их встречала королева Виктория, которая провела высоких гостей по замку и показала их персональные апартаменты. Наполеон III и Евгения спали в кроватях, декорированных буквами «N» и «E». Причем кровать, в какой ночевал император, была той же, в какой спал царь Николай I во время своего визита в Англию в 1844 году[1283].

Неожиданно, в подтверждение слов супруга, королева Виктория обнаружила, что Наполеон III приятный и общительный человек. «Я не могу выразить, какие неописуемые эмоции наполнили меня: как многое [все] кажется похожим на чудесный сон»[1284], — записала вскоре в свой дневник королева Виктория. «Он [Луи Наполеон] очень спокойный. Его голос низкий и мягкий. Ничто не может быть более вежливым или любезным или более воспитанным, чем манера Императора — настолько все наполнено тактом»[1285], — продолжала королева.

Виктории импонировали не только манеры Наполеона III, но и его чувство достоинства и уважения. Она находила его «способным на доброту, привязанность, дружбу и благодарность»[1286]. «Император… очень экстраординарный человек, несомненно обладающий выдающимися качествами… удивительным самообладанием, редкой уравновешенностью, даже изяществом, огромным обаянием и вообще по своему характеру больше напоминающий немца, а не француза»[1287], — отмечала королева.

Она даже допускала мысль, что он был мистическим человеком, обладавшим незаурядным мужеством, стремлением к достижению поставленной цели, самодостаточным и в высшей степени таинственным. Кроме того, он во всем и всегда полагался на свою звезду, как сам говорил, и «верил во всякие предзнаменования и тайные знамения своей судьбы»[1288].