Наполеон. Изгнание из Москвы

Для Наполеона, созерцавшего тлеющие пепелища Смоленска, сделать выбор было не просто. Даже в том состоянии, в каком Смоленск находился сейчас, он мог быть превращен в зимнюю базу, а кампания могла возобновиться весной, после того как по уже захваченной территории подойдет подкрепление, войска получат зимнее обмундирование, лошадей и провиант. Даже стремительный Ней рекомендовал поступить так, и, что удивительно, Мюрат, прогарцевавший сотни миль по России, тоже придерживался этого мнения. Наполеон колебался, как он колебался в Вильно, а после в Витебске. Было бы очень выгодно зазимовать здесь, но при условии, что эта идея будет высказана самим Наполеоном. Он считал себя тем же, чем его считали другие: повелителем Европы, ключом, из которого фонтаном били все новейшие идеи, причиной всех изменений в погрязших в рутине европейских правительствах. Как командующий войсками, он мог бы смириться с требованиями здравого смысла, но престиж императора оказался сильнее. Несмотря на то что он уже несколько раз обращался к русскому царю, ни одно из этих обращений не привлекло внимания последнего. Все умеренные предложения, которые могли привести их к соглашению, были встречены молчанием, а теперь он находился на расстоянии более 300 миль от внешних границ России и не мог похвастаться большим количеством людей и провианта. Даже в этом случае, взвесив и обдумав все перспективы, он склонялся к тому, чтобы прислушаться к голосу разума и сделать окончательные выводы, просматривая списки личного состава, каждый день подаваемые ему Бертье, начальником генерального штаба.

С точки зрения стратегии для спешки причин хватало. Престиж мог быть спасен, только если удастся захватить столицу неприятеля, и, если консервативно настроенные русские военные будут настаивать на ее защите, появятся все шансы, что генеральное сражение, которое может стать вторым Аустерлицем, произойдет. Тем не менее было немало причин и для того, чтобы остаться в Смоленске или отступить к Витебску и укрепиться в нем, чтобы в следующем году начать оттуда наступление. Был даже вариант нападения на Санкт-Петербург, тоже расположенный далеко от дома, хотя с точки зрения подвоза провианта и боеприпасов он намного более удобный, чем Москва. Наполеон, конечно, мог написать Маре, своему министру иностранных дел, что он захватил Смоленск без потери в людской силе, но тот был не настолько наивен, чтобы этому поверить, да и новости, поступающие из Центральной Европы, нельзя было назвать благоприятными. Англичане преуспели в формировании нового альянса с русским царем. Шведы, на престоле которых сидел бывший французский маршал Бернадот, подумывали о том, чтобы повернуть свои штыки против старых товарищей[21]. Австрия, которой управлял Меттерних, проявляла своенравие. Тугендбунды в Пруссии с каждым днем получали все больше поддержки, а на юге Европы, в Испании, Веллингтон громил каждую французскую армию, которая стояла у него на пути, и это учитывая тот факт, что о его блестящей победе над Мармоном при Саламанке в штабе императора еще не знали. Поэтому с учетом всего происходящего в Европе конечно же пришло время остановиться и, может быть, найти какую-нибудь возможность для компромисса.

Затем поступило несколько хороших новостей, настолько хороших, что они склонили чашу весов в сторону продолжения наступления. На северо-западе, там, где с июня бывший гренадер маршал Удино успешно воевал против армии Витгенштейна, ему наконец удалось нанести сокрушительное поражение противнику под Полоцком. Это не только обеспечило левому флангу французов безопасность от любых вмешательств здесь боевых действий, но и усилило влияние французской армии во всем северо-западном регионе.

Удино, галантный, но лишенный воображения генерал, на самом деле не выиграл сражения под Полоцком. Он получил ранение в первый день битвы, в тот самый день, когда взгляду Наполеона открылся Смоленск, и покинул поле боя с русской пулей в руке. Эта пуля оказалась не последней, которую Удино получил в России до конца кампании. Во всех войнах он был ранен 34 раза.

В его отсутствие командование перешло к блестящему маршалу Сен-Сиру — наиболее противоречивой и эксцентричной личности среди всех маршалов Наполеона. Чертежник, актер, музыкант, архитектор — во всем достиг высшей планки, так и не остановившись на чем-нибудь одном. Он и сюда прибыл, ведомый лишь прихотью своего независимого гения блестящего стратега. Солдаты не любили его. Сен-Сира больше знали под прозвищем Сова. Наряду с маршалом Массена он считался самым лучшим в Европе специалистом по обороне.