Наполеон. Изгнание из Москвы

Французы ушли из Вильно так же, как и вошли в город, как описывала их отступление супруга маршала Удино — «солдаты без командиров, командиры без команды».

Русские соединения предпринимали нерешительные попытки ворваться в город уже тогда, когда основные части французов только скрылись за городскими стенами. Отступавших охватила паника — всех, кроме Нея и его уцелевших солдат, нескольких частей Старой и Молодой гвардии, готовых в любой момент выйти из укрытия и отчаянно защищаться. Один из таких боев произошел на границе города, где один офицер вместе с 30 солдатами отбил атаку. В тот же самый день, немного позже, на холме восточнее города наступавшим оказали организованное сопротивление: гренадеры, егеря и баварцы при помощи нескольких мушкетных залпов и двух орудий также отбили атаку.

Несмотря на это, боевой кураж и ощущение превосходства, которые провели Великую армию по всем закоулкам Европы, начиная с момента поражения Пруссии при Вальми в 1792 году, сейчас по большей части исчезли.

Генералы, офицеры и солдаты имели теперь только одно-единственное желание — чтобы Неман оказался между ними и русской армией, чтобы окончательно покинуть эту страну разорения и смерти. Мюрат был уже на дороге на Ковно, и ночью 9 декабря большая часть отставших солдат пошла за ним, не предприняв никаких организованных попыток поделить те запасы, которые оставались в складах города. Ней, все еще не разделявший этой спешки, занял квартиру в большом доме, усилив свой арьергард 60 гренадерами и несколькими десятками других солдат, раненных у Смоленска во время наступления, а сейчас вернувшихся в строй. Этот отряд, состоявший теперь из 120 человек, черпал свое мужество у Нея, которого один немецкий генерал предупредил, чтобы он сразу же оставил город. Показав на внутренний двор своего дома, где авангард теснился вокруг костров, Ней сказал: «С такими людьми, как эти, мне не страшны все казаки в Европе!» Барабанщик гвардии сказал Бургойню: «Если бы мои руки не замерзли так сильно, я отбил бы сигнал к атаке!» С замерзшими руками или нет, но он оставался вместе с воюющим арьергардом Великой армии до конца.

Марбо вошел в город 9 декабря и был шокирован беспорядком, творившимся там. Генерал Марион (впоследствии он станет одним из судей во время процесса, где вынесут смертный приговор маршалу Нею) взломал некоторые из складов и распределил еду и одежду среди отступавших, но большинство запасов досталось русским. Марбо видел, как другие солдаты бродили по улицам, бесполезно стуча в двери и просясь на постой. Большинство из тех, кто не мог идти дальше, собирались в уже переполненных госпиталях. Полковник оценил количество беспомощных инвалидов в 20 тысяч человек, включая восемь генералов и 200 офицеров, но это только предположение; данные, которые оставил нам Ройдир, кажутся более близкими к истине. Один из офицеров Марбо, молодой лейтенант с безупречной репутацией, потрясенный увиденным за последние несколько дней, лег на снег и был не в состоянии подняться.

Марбо также сообщал о жестоком обращении, с которым к уцелевшим относилось гражданское население, и говорил, что возмущенные этим русские офицеры, войдя в город, даже повесили нескольких убийц. На следующий день, 10 декабря, оставшиеся в живых кавалеристы 23-го егерского полка отправились по направлению к Ковно; больные, раненые и оставшиеся без коней солдаты ехали по двое в санях, запряженных полковыми лошадьми.

Бургойнь, оказавшийся в Вильно в тот же день, что и Марбо, подтвердил многие из его наблюдений, но, как это всегда случалось с сержантом, фарс наступал на пятки трагедии, и во время короткого пребывания в городе с ним произошли кое-какие приключения. Больше всего его обрадовала новая встреча с Пикаром, который, имея, как обычно, запасы муки, поделился с сержантом. Об солдата, Пикар и Бургойнь, участвовали в вылазке, после которой казаки держались на расстоянии от города, а потом вернулись обратно, чтобы найти какую-либо еду.

Удача Бургойня не покинула его. Пикар представил его еврею, продавшему ему бутылку бренди, а когда Бургойнь поинтересовался, каким образом Пикару удалось наладить такие хорошие отношения с еврейской семьей, старый гренадер признался, что, остановившись в Вильно во время летнего наступления, он выдавал себя за еврея и даже ходил в синагогу. Эта уловка так насмешила Бургойня, что от смеха его замерзшие губы потрескались.

В ту же ночь Бургойнь, в ожидании обещанной раздачи пайка, случайно наткнулся на пекарню, в которую он и другой сержант поспешили войти, представившись генералами. В пекарне уже было полно офицеров, но к этому времени определить действительное звание вошедших было уже невозможно. У всех форма была в лохмотьях, а у многих еще и сильно обгорела. Кроме того, при морозе в 30 градусов каждый из них мог напялить на себя все, что угодно, лишь бы защититься от холода.