Теперь оставался только Ней, который беспрестанно упорно сражался с фатализмом человека — раба своего долга. К этому времени он довел технику отступления до совершенства. К концу дня он обычно находил оборонительный рубеж, высотку, перелесок или небольшой овраг, смыкал ряды своих солдат и разжигал костры. После этого готовили еду, которую удавалось найти, и солдаты пять часов отдыхали. Приблизительно в десять часов вечера, под покровом темноты, арьергард опять возвращался на дорогу, чтобы с первыми лучами солнца остановиться, после чего все начиналось сначала. С момента боев у Красного Ней командовал четвертым арьергардом, который таял сейчас, как и предыдущие, с 2 тысяч до 500, с 500 до 50 человек.
Прямо перед маршалом, а иногда в поле его зрения, шел Бургойнь и около 10 тысяч отставших солдат с обмороженными ногами, не зажившими до конца ранами, с грыжами от непомерных усилий. Эти солдаты впали в отчаяние, но каким-то образом продолжали идти, останавливаясь, только чтобы погреться у наполовину угасших костров, поджарить кусок конины или приготовить конскую похлебку. Один из уцелевших после отступления оставил ее рецепт — толстые куски конины, припасенные с последнего бивака, кивер, полный тающего снега, и две-три пустые гильзы с порохом вместо соли. В результате получалась абсолютно черная похлебка, которая тем не менее спасла многим отступавшим жизнь и дала надежду на то, что они опять увидят Францию.
Бутылка бренди, купленная Бургойнем в Вильно, пригодилась, когда его отогнали от костра, сказав, чтобы он позаботился о себе сам. Тогда сержант пустил бутылку по кругу и вновь получил место у костра. Он также ухитрился сварить себе рис, обойдясь без кастрюли, используя кивер в качестве миски. По дороге он нагнал квартирмейстера Росси, служившего с ним в одном полку. Росси сильно обморозил ноги и оставил всякую надежду добраться домой. Однако некоторым солдатам приходилось еще хуже. У одного из биваков Бургойнь и Росси обнаружили троих отставших, которые не могли больше сделать ни шагу: многие пальцы на их ногах отсутствовали, а сами ноги имели синий цвет, как при гангрене.
В эту ночь, во время привала, Бургойнь и Росси, наконец-то догнавшие своих товарищей, решили, что дошли до предела своих возможностей, повели разговор о том, чтобы распределить свои добытые трофеи среди товарищей, шансы которых на возвращение были лучше. Однако, проведя ночь у ярко горевшего костра, они поднялись и вновь отправились в путь, поддерживаемые своими товарищами. Теперь, когда Ковно и Неман были в пределах досягаемости, все, от командиров до рядовых, заметно приободрились. Сержант-майор неоднократно объявлял привал и посылал солдат обратно за теми, кто упал и не мог идти. Бургойнь тоже не был бессердечным человеком. Он понимал, что такие люди, как он и Росси, ограничивают шансы на спасение более крепких солдат, вроде Гранжье. Поэтому, когда его друг, опираясь на штык, который он использовал в качестве опоры для передвижения по льду, помог ему выбраться из ледяной каши, Бургойнь настойчиво потребовал, чтобы остальные шли дальше, а сам решил рискнуть идти только с Росси. Они так и сделали, но к их компании примкнул еще один человек, гренадер из Пьемонта по имени Фалоппа.
Как выяснилось, Бургойнь оказался сильнее двух своих товарищей, и они подбадривали друг друга, отставая все больше и больше. Когда они оглядывались назад, перед их глазами представала странная трогательная картина — маршал Ней собирал отставших людей и гнал их вперед, как овчарка гонит овец. Бургойнь провалился в неглубокий овраг и умер бы там, если бы его крики о помощи не услышал солдат императорской гвардии. Бургойнь попросил дать ему руку, на что гвардеец рассмеялся. «У меня ее нет, — ответил он, показав обрубки пальцев, — но ты можешь ухватиться за мой плащ!»
Сержант так и сделал, воспользовавшись не только руками, но и зубами, и таким образом вновь оказался на дороге. Солдат рассказал ему, что потерял пальцы на дальней стороне Березины, и с тех пор его рука болела намного меньше, чем до этого.
Тем временем пьемонтец стал подавать признаки умопомрачения, наступившего от переутомления. Они шли вместе — Бургойнь, человек без пальцев, человек с обмороженными ногами и человек, который терял рассудок от нечеловеческого напряжения. Когда ночью 13 декабря эта четверка в конце концов добрела до Ковно и обосновалась в доме крестьянина, где уже квартировали четыре немца из городского гарнизона, Бургойнь и Росси заметили, что Фалоппа умирает. Вскоре он скончался в присутствии своих попутчиков.