Наполеон. Изгнание из Москвы

К этому времени, когда уже почти стемнело, все, кто мог идти или кого могли нести товарищи, переправились на другой берег, некоторые беглецы шли организованным строем, большинство же в диком беспорядке. Несколько самых храбрых солдат перешли реку по льду, большинство прошло по мосту, среди них был Бургойнь вместе с 60 гвардейцами своего полка. Сержант благополучно добрался до противоположного берега, но сразу за мостом он поскользнулся и скатился с берега Немана. Казалось, что покровитель русских Святой Николай не хотел его отпускать, и только с неимоверными усилиями он вскарабкался обратно, выбравшись рядом с повозкой, груженной деньгами, которую методично грабили, даже когда с другого берега доносился грохот сражения. Бургойню предложили его долю, но он отказался. Тем не менее он обменял свой никуда не годный мушкет на другой, хозяин которого был занят сбором 40-франковых монет. Сержант Гранжье, верный товарищ Бургойня вернулся, чтобы найти его, крича: «Ты где, малыш, иди за мной!»

В ту ночь отряд, решив, что худшее позади, свернул с дороги и занял помещение на маленькой ферме, хозяин которой как раз зарезал корову. «Это был хороший знак, — говорит Бургойнь без всякой иронии, — и с этим мы легли спать!» Подходящий комментарий для последней стадии пешего отступления длиной в 550 миль на «диете» из конины.

Когда уцелевшие солдаты из егерей готовили суп на ужин, с другой стороны Немана прозвучали последние выстрелы кампании. Ней сформировал еще один арьергард, добавив к своему генералу и четырем рядовым 30 отставших солдат, французов, итальянцев и немцев, оказавшихся здесь по случаю или из-за личной преданности. Теперь их было 36, и они перешли через мост в девять часов вечера того же дня. Последним, кто шел по мосту, был маршал Ней, повернувшись лицом к своим преследователям и стреляя в них из мушкетов, брошенных другими. Дойдя до берега, он бросил оружие, которое нес с собой в Неман, и с трудом побрел через лес в сторону Гумбиннена.

На следующий день, 15 декабря, осунувшийся рыжеволосый человек в военной форме с трудно различимыми знаками отличия постучал в дверь дома доктора в городе, который, по счастью, был занят генералом Дюма. «Вот и я!» — сказал он, и, когда Дюма осведомился о личности вошедшего, он ответил: «Вы меня не узнаете? Я Мишель Ней, арьергард Великой армии!» Дюма уставился на оборванную, взъерошенную фигуру с таким изумлением, что был, наверное, не в состоянии что-либо вымолвить в ответ. «Попросите кого-нибудь принести мне супа, — сказал Ней раздраженно, — я чертовски проголодался!»

Глава 11 «Лестницы не созданы для того, чтобы перепрыгивать через ступеньки!» [72]

1

С географической точки зрения великое отступление закончилось. Россия и Литва остались позади, и переправившиеся через Неман солдаты направлялись теперь через Восточную Пруссию в города-крепости Кенигсберг и Данциг или через номинально подчинявшееся французам Великое герцогство Варшавское в сторону Вислы.

За шесть месяцев до этого любой француз или союзник французов мог в сравнительной безопасности передвигаться по этим территориям. Его военная форма была гарантией того, что по дороге местные жители не откажут ему в еде и ночлеге. Теперь все изменилось. Леса и равнины Польши и Пруссии таили в себе не меньшую опасность, чем западные русские провинции. Великая армия прошла 550 миль в поисках безопасного места и времени, необходимого для перевооружения и восстановления армии, чтобы накормить вконец изголодавшихся уцелевших, дать приют и обеспечить медицинский уход больным, но французов ждало еще одно ужасное разочарование. Здесь было мало прибежища и еще меньше провианта, кроме частей, сохранявших военный порядок, или офицеров в звании полковника и выше, или тех, у кого в кармане лежали адреса личных друзей, к которым можно было обратиться. Единственный способ получить помощь — нужно заплатить за нее. К тем, кто бросил награбленное или спешил пройти мимо валявшихся на дороге 40-франковых монет, которые можно было взять с собой, относились со скрытой враждебностью, и им приходилось выбирать, идти дальше или сдаваться казакам.

С точки зрения политики вся Западная Европа представляла собой кипящий котел. Многие поляки оставались лояльными по отношению к французам, но те, кто правил ими, начинали понимать, что их шансы на обретение свободы из рук Наполеона исчезли навсегда.

Теперь остатки Великой армии были не в состоянии помочь никакому национальному меньшинству. Все, что они сейчас могли, — это с трудом дойти до ближайшего базового склада на Висле, Одере или даже Рейне, где надеялись восстановить армию.