Наполеон. Изгнание из Москвы

Командование над разрозненной толпой перешло к добросовестному Евгению Богарне, вице-королю Италии, человеку, обладавшему многими достоинствами. Евгений сделал все для восстановления дисциплины и поднятия боевого духа, и до некоторой степени это ему удалось. По крайней мере, больным и раненым, прошедшим через снега и льды, в госпиталях оказывали доступную помощь, в то время как относительно здоровые уцелевшие солдаты были перегруппированы, реорганизованы и построены в шеренги, способные выдержать еще одну битву.

Узнав о дезертирстве Мюрата, Наполеон послал супругу своей сестры одно из наиболее резких писем из всех, которые он когда-либо писал человеку, разделившему с ним триумф побед в Италии и Египте. «Я не буду говорить Вам, насколько я разгневан Вашим поведением, которое было диаметрально противоположно Вашему долгу. Как обычно, это случилось из-за слабости Вашего характера. Вы хороший солдат на поле боя, однако у Вас нет ни силы, ни твердости характера…Ваш поступок является предательством, а я расцениваю его именно так… Я не представляю, что Вы один из тех, кто думает, что лев мертв… королевский титул вскружил Вам голову; если Вы хотите сохранить его, ведите себя прилично и следите за тем, что Вы говорите!» Затем Наполеон позаботился о том, чтобы вся страна была уведомлена о крахе короля Неаполитанского, согласно лучшим традициям маршальства.

Подтверждая, что командование перешло к принцу Евгению, он опубликовал причины такого выбора в «Moniteur» («Монитер») — официальной французской газете. «Король Неаполитанский, будучи больным, был вынужден отказаться от командования… которое он передал принцу, вице-королю, — гласил колкий комментарий. — Последний более привычен к руководству важными делами». Это было, наверное, самым большим оскорблением, которое один солдат может нанести другому.

19 января, через три дня после того, как Мюрат ускакал в свое королевство, волна прусской враждебности захлестнула Даву, находившегося в Кенигсберге. Его карета была окружена враждебно настроенной толпой, но он не считался бы железным маршалом, если бы позволил подобным выходкам произвести на него впечатление. Даву выпрыгнул из кареты, схватил зачинщика за шиворот, приказал привязать его к ней, затем спокойно продолжил свою поездку.

Ближе к концу месяца слухи о дезертирстве Йорка и Шварценберга подтвердились, и Макдональд отступил к Данцигу. 12 января войска казаков форсированным маршем вошли в Великое герцогство Варшавское, менее чем через месяц они будут у ворот польской столицы.

2

Для многих оставшихся в живых финальная стадия отступления превратилась в отчаянную игру, связанную с блефом и быстротой. Среди тех, кто уцелел, были трое «неразрушимых»: маршал Удино, полковник Марбо и сержант Бургойнь. По пути на запад к берегам Вислы их приключения только увеличились.

Путешествие из Вильно в Кенигсберг, которое Удино проделал в коляске, оказалось небольшой эпопеей, о которой его верная жена, постоянно ухаживавшая за ним, рассказала одну из самых красочных историй, описывавших отступление.

Намного опередив основной поток беглецов, две повозки после переправы через реку направились в Гумбиннен и вскоре потеряли друг друга, так как замыкающая повозка, в которой ехал дядя мадам Удино, сломалась и ее пришлось чинить.

Вечером того дня, когда это случилось, основная повозка свернула с дороги и нашла приют в замке литовской графини, с которой познакомилась чета Удино. Хозяйка радушно приняла их, но еще у двери предупредила, что в замке свирепствует тиф и семь человек уже умерли от этой болезни. Предпочтя тиф ночи в снегу, маршал и его сопровождавшие остались ночевать, а затем, выехав рано утром, добрались до Гумбиннена 11 декабря, за три дня до того, как Ней переправился через Неман. Здесь наконец-то нашлась еда, им подали суп, бифштексы и картофель. «Какой это был банкет, дети мои!» — восклицает мадам Удино в своих мемуарах.

Между Гумбинненом и Кенигсбергом отряд маршала стали догонять другие беглецы, и те из них, кто не был ранен, нанесли выздоравливавшему Удино визит, чтобы выразить свое соболезнование. Маршал принял их за дезертиров и приказал разыскать командиров войсковых частей, стоявших на Висле. Нужно было быть отважным человеком, чтобы сообщить маршалу о прекращении существования армии. Он не допускал этой мысли и отправлял каждого горевестника прочь, надавав пощечин, ворча и сожалея, что сам не может сесть на лошадь и повести солдат в бой. Одному полковнику, который, стоя у кровати, продолжал гнусаво говорить ему плохие новости, маршал сказал: «Ради всего святого, очистите нос!»