Наполеоновские войны

Если мы рассмотрим ситуацию, в которой очутилось местное самоуправление между 1803 и 1815 гг., то сомнительный характер традиционной организации становится ещё более явным. Местная администрация, состоявшая из не получавших жалованья представителей титулованного дворянства, помещиков и иногда духовенства в лице лорда-лейтенанта и его заместителей и мировых судей и опирающаяся на приходские управления и констеблей, во время революционной войны уже оказалась в тяжёлом положении и теперь явно надрывалась под возложенной на неё непомерной ношей. Так, направленные против вторжения приготовления первых лет войны были особо обременительными, поскольку ожидалось, что приходские чиновники тщательно определят число мужчин, годных к военной службе, и будут заниматься комплектованием ополчения и таких частей, как «постоянное резервное войско» (permanent additional force) 1803 г. К этому добавлялась масса финансовых обязанностей, таких как надзор за платежами семьям мужчин, служащих в ополчении, и действием систем пособий по нищете и Спинхемленда, не говоря уже об обеспечении постоя и снабжения тысяч солдат, которые постоянно перемещались по стране. Поэтому неудивительно, что некоторые лорды-лейтенанты не выдерживали напряжения, что государственные законы проводились в жизнь самым случайным образом и что со всех сторон сыпались жалобы от местных магистратов и других чиновников. Более того, в районах, охваченных луддизмом, хроническая перегрузка и недостаток возможностей стали причиной полного краха местной власти. Когда новый закон ещё больше увеличил нагрузки, возросший объём судебных и военных обязанностей и необходимость вербовки больших групп специальных констеблей — 1500 в одном Салфорде — и осведомителей стали просто непосильными, и система на время полностью вышла из строя, в связи с чем местным военным начальникам волей-неволей приходилось принимать на себя многие её обязанности. А поскольку Уайтхолл почти ничего не делал, чтобы исправить положение дел — хотя государство увеличило своё представительство в королевстве в целом за счёт назначения таких чиновников, как инспектора по сбору налогов и материально-техническому снабжению армии, — и здесь явствовала необходимость перемен.

Несмотря на победы британской армии на Пиренейском полуострове и при Ватерлоо, даже этот самый внушительный бастион любителей благородного происхождения оказался под угрозой. После Ватерлоо герцог Веллингтон стал отчаянным противником любых перемен в наборе и составе офицерского корпуса. Покупка чинов, утверждал он, позволила добиться того, чтобы офицерами становились состоятельные люди высокого звания, кровно заинтересованные в благе государства и отечества. Он доказывал, что военные академии будут выпускать высокомерных педантов, тогда как, если офицер получит то же самое широкое образование, которое доступно любому обыкновенному дворянину, он будет лучше гармонировать с обществом и выполнять разнообразные роли — административные, политические, а также военные, с которыми он может столкнуться на службе. И ещё, люди, вышедшие из рядовых, скорее всего не сумеют ни завоевать уважение своих подчинённых — общеизвестно, что солдатам больше нравится, когда ими командует дворянин — ни приноровиться к своим товарищам-офицерам и, вероятнее всего, кончат пьянством. Тем не менее Веллингтон, пусть даже все его интересы и предрассудки подталкивали его в сторону таких взглядов, во время войны часто очень резко отзывался о тех людях, в работе с которыми опора на врождённые привилегии обременяла его, например:

«Я ничуть не сомневаюсь, что зло (постоянное нарушение дисциплины среди рядового состава) идёт от совершенной неспособности некоторых офицеров, командующих полками, исполнять свои должностные обязанности и… продвижения офицеров… посредством периодической замены, что лишает вознаграждения заслуги и старания и приводит всех в состояние одинакового безразличия и апатии…»[217].

В то же время, следует отметить, что зло не ограничивалось «некоторыми офицерами». Напротив, по крайней мере для Веллингтона, эта проблема имела общий характер. Так, «никто в британской армии никогда не воспринимает предписание или приказ как руководство к действию… каждый джентльмен руководствуется своей прихотью», или ещё лучше: