Наполеоновские войны

Реальная жизнь брала своё. Хотя Александр получил прогрессивное образование и приобрёл ряд друзей, попавших под сильное влияние его идей о реформах, он был всё же напуган убийством Павла и питал такую страсть к военным делам, что его описывали как страдающего «парадоманией», кроме того, приходил в восторг от жестокого Алексея Аракчеева, ограниченного солдафона с садистскими наклонностями, внушавшего всем ужас. Утверждают даже, что предлагаемые новым царём либеральные меры являлись на самом деле элементом самообмана, направленным на укрепление чувства безопасности своих прерогатив как самодержца. Тем не менее внешне восшествие Александра сопровождалось некоторым смягчением политической атмосферы: была упразднена тайная полиция, ослаблена цензура и определённо поощрялось обсуждение политических и экономических идей (большое внимание уделялось образованию; так, в этот период были организованы несколько новых университетов и положено начало среднему образованию). В то же самое время царь вызвал назад в Россию своего старого наставника Лагарпа, поощрял Каразина на то, чтобы он по мере сил внушал ему идеи образовательных и социальных реформ, и собрал четырёх своих доверенных друзей — Адама Чарторыйского, Павла Строганова, Николая Новосильцова и Виктора Кочубея в «негласный комитет»[237] для обсуждения будущих мероприятий. И всё же, несмотря на туманные мечты Александра, эта группа пришла к единому мнению о том, что Россия не может быть ничем, кроме самодержавной монархии. Никто из реформаторов другого и не представлял, к тому же Лагарп, служивший в директории Гельветической республики, превратился в то время в ярого антиякобинца. Теоретически признавалось, что полномочия самодержца должны ограничиваться законом, но, хотя и началась работа над новым сводом законов, а министру юстиции поручили разработку конституции, из этого ничего не вышло. Аналогичным образом шло пространное обсуждение вопросов крепостного права, но и здесь не удалось прийти ни к чему, кроме нескольких незначительных паллиативных (половинчатых) мер[238]. Прогресс был достигнут только в области управления. План, ориентированный на наведение порядка в администрации и, в частности, на то, чтобы воля царя должным образом исполнялась чиновниками, за счёт усиления власти Сената — высшего административного и судебного органа, учреждённого в 1711 г. Петром Великим, — был отклонён, но это само по себе не стало признаком регресса. Напротив, оно представлялось отходом от старой коллегиальной системы, которая давным-давно продемонстрировала свою крайнюю неповоротливость. Вместо этого с сентября 1802 г. Россией управляли восемь министерств с чётко определёнными функциями, каждое из которых возглавлял один начальник. Кроме того, для обсуждения вопросов общего характера и координации своей работы министры должны были собираться на совещания, проходящие под председательством царя. Но не было ни премьер-министра, ни чувства коллективной ответственности, к тому же внутри новых министерств сохранялись старые коллегиальные органы, что должно было сильно тормозить их работу. Между тем, поскольку штатные чиновники, служившие на нижнем уровне, были плохо подготовлены и крайне малочисленны, местное управление всецело оставалось в руках дворянства. И, хотя Сенат получил право оспаривать любой правительственный указ, против которого у него имелись возражения, оно было почти сразу же отобрано, так как стало понятно, что в противном случае придётся передать существенные возможности создавать помехи в руки той самой дворянской элиты, которую Александр был полон решимости подчинить себе. В нескольких словах, перемены были крайне ограниченны, и во всяком случае «негласный комитет» очень скоро перестал собираться, а режим к тому же начал всё в большей мере обнаруживать признаки возврата к полицейским методам, характерным для правления Павла I.