Не дождавшись от русской стороны предложений о перемирии и не в силах вынести тягостное ожидание, Наполеон сам стал писать об этом Александру I и Кутузову, по сути, выступая в роли не победителя, а просителя. Трижды он пытался вступить в переговоры с русским монархом, но безрезультатно.
Между тем шанс на заключение мирного договора у него был. Ведь, как отмечали современники, после Бородинского сражения и оставления Москвы «в русской армии господствовало настроение печали и подавленности, причем на мир в ближайшем же будущем смотрели как на единственно возможный исход». Однако среди военного командования было немало и тех, кто считал, что с Наполеоном нельзя подписывать постыдного мира и что Москва должна стать для его славы последней могилой. Именно такую позицию занял и российский император. После гибели столицы Александр I решил «продолжать войну с Наполеоном до последних пределов возможного».
А тем временем пребывание в разграбленном и сожженном городе становилось для французов все более опасным. Наполеоновская армия не располагала ни продовольственными складами, ни запасами фуража, ни достаточным количеством снарядов и патронов. Она уже начала испытывать даже недостаток в продовольствии и теплой одежде, а ведь надвигались холода. Из-за нехватки фуража началась массовая гибель лошадей. Знаменитая французская кавалерия теряла их тысячами. Единственный путь, соединяющий армию со своими тылами, проходил по совершенно опустошенной войной местности. Москва постепенно превращалась для нее из победного трофея в мышеловку, которая вот-вот могла захлопнуться. Вскоре выяснилось, что пока французы занимались грабежами и мародерством, город оказался в полукольце русских регулярных войск и ополчения. Все чаще нападали на захватчиков и партизанские отряды. Все это могло привести французов к капитуляции.
Все, кто находился в это время рядом с Наполеоном, отмечали его особенную мрачность. Он словно был охвачен предчувствием надвигающейся гибели. «Наполеон находился в Кремле, – писал его адъютант, граф де Сегюр. – К унылому безмолвию мертвой Москвы присоединялось и безмолвие окружающей ее пустыни и еще более грозное молчание Александра. И слабый звук шагов наших солдат, бродивших в этой обширной могиле, не могут уже вывести Наполеона из задумчивости, оторвать его от ужасных воспоминаний и от еще более ужасного предвидения будущего». Большую часть времени он проводил с графом Дарю, которому сознавался, что хорошо понимает, в какое опасное положение попал в Москве. Под угрозой оказалась его репутация и престиж, как человека, не знавшего ошибок, главными качествами которого были упорство и настойчивость. Теперь он чувствовал, что русские его дурачат, но зашел уже так далеко, что не мог больше ни идти вперед, ни отступать, ни оставаться, ни сражаться с честью и успехом.
Наполеон словно хотел забыться. Часто он целыми часами в оцепенении полулежал на кушетке, а иногда проявлял интерес к совсем неожиданным вещам. Так, он посетил Преображенский скит с целью, чтобы поддержать раскольников. В его сознании возникали новые «идеи во спасение»: отменить крепостное право в России и вызвать народное возмущение. Наполеон даже поручил своему близкому окружению собрать сведения о пугачевском бунте и разыскать одно из последних воззваний самозванца, где якобы были указаны фамилии знатных особ, имевших права на российский престол. Розыски ни к чему не привели.
Однажды в промежутке между чтением светской поэзии и романов Наполеон пригласил в Кремль продавщицу дамских нарядов с Дмитровки и стал обсуждать с ней вопрос об объявлении воли крестьянам. В другой раз он велел драматургу Боссе составить список тех артистов «Комеди Франсез», которых без большого ущерба для этого театра можно было бы вызвать из Парижа для концертов в театре на Большой Никитской. Впоследствии драматург с горечью заметил: «Разумеется, если бы он решился остаться в Москве, не случилось бы ничего хуже того, что случилось!»
Пытаясь остановить разложение в армии, Наполеон начал проводить в Кремле военные смотры. Он сформировал батальоны из кавалеристов, которые лишились лошадей, ежедневно издавал приказы с объявлением наград отличившимся на плацу. Но вскоре и смотрам пришел конец: вдруг выпал первый снег, который не только засыпал кремлевский двор, но и развеял последние иллюзии на спасение, которыми французский император старательно отгораживался от реальности. С той поры он уже думал только об отступлении из Москвы, хотя упорно не говорил ни с кем на эту тему.