Наполеоновские войны

Отечественные историки особую роль в московских пожарах отводят генерал-губернатору Москвы графу Ф. В. Растопчину. И для этого у них есть немало оснований. Во-первых, именно он занимался эвакуацией учреждений и населения из города, и именно по его приказу из него был увезен весь противопожарный инвентарь. Губернатор пользовался большим авторитетом у москвичей, и его распоряжения исполнялись неукоснительно. «Жители Москвы, напуганные приближением армии Наполеона, уповали больше всего на московских чудотворцев и графа Растопчина, – писал Г. П. Данилевский. – Если учесть, что решение об оставлении Москвы русскими войсками было принято М. И. Кутузовым быстро и неожиданно, то можно себе представить, какая ответственность пала на графа Растопчина. Ему предстояло эвакуировать огромный город в считаные дни. Трудно даже представить, сколько важнейших вопросов и труднейших решений предстояло принять этому человеку. Фактически Растопчин отвечал один за то, какой он оставит врагу древнейшую столицу».

Когда французы с удивлением обнаружили, что пожары нечем тушить, Мюрат сразу же обвинил в этом губернатора: «Это предательство! Удалена полиция, вывезены все пожарные трубы; очевидно Растопчин дал сигнал оставленным сообщникам к общему сожжению Москвы. Но мы ему отплатим! Уже опубликованы его приметы, назначен выкуп за его голову. Живой или мертвый, он будет в наших руках». А когда чуть было не сгорел Кремль, взбешенный Наполеон приказал: «Удвоить, утроить премию за голову Растопчина, а поджигателей – расстреливать без жалости, без суда!» В письме к Александру I 20 сентября он написал: «Прекрасный, величественный город Москва больше не существует. Растопчин его сжег. Четыреста поджигателей были застигнуты на месте преступления; они все заявили, что поджигали дома по приказу губернатора и начальника полиции».

Можно с уверенностью сказать, что граф Растопчин личным примером доказал, что ничего не намерен оставлять захватчикам. Когда заполыхал его собственный дом на Лубянке, у дворецкого спросили: кто отдал распоряжение о поджоге? Тот указал пальцем на небо и ответил: «Вот кто, да граф Федор Васильевич Растопчин; он призывал кое-кого из нас и по тайности сказал: как войдут злодеи, понимаете, ребята? Начинайте с моего собственного дома на Лубянке. Мы и жгли…»

Многие русские осознавали, что приносят в жертву самое дорогое – древнюю Москву, свой дом и домашний очаг. Для них это был искупительный подвиг. Граф Растопчин лично поджег в Воронцово свой дом и на его воротах прибил бумагу: «Жгу, чтоб ни единый француз не переступил моего порога». А в церкви он оставил послание: «Я украшал эту деревню в течение восьми лет и прожил в ней счастливо со своей семьей. Жители этой местности числом 1700 человек покидают ее при вашем приближении, а я поджигаю свой дом, чтобы вы не осквернили его своим присутствием. Французы! Я оставил вам свои дома в Москве с обстановкой в два миллиона рублей; здесь же вы найдете только пепел!»

Правда, после ухода французов из Москвы, увидев собственными глазами, что осталось от сожженного города, генерал-губернатор в статье «Правда о московском пожаре» попытался отречься от своего участия в принятии рокового решения. Московские остряки тут же окрестили эту статью «Неправдою о московском пожаре». Уверенности москвичей в причастности губернатора к поджогам никакая публикация поколебать не смогла.

Между тем несомненно, что и М. И. Кутузов также был инициатором уничтожения всего ценного, что могло достаться неприятелю в Москве. Утром 2 сентября, оставляя город, он приказал сжечь склады с фуражом и боеприпасами, продовольственные магазины. Интересно, что независимо друг от друга Кутузов и Растопчин распорядились вывезти весь противопожарный инвентарь. Последний признавался, что лично приказал выехать из Москвы 2100 пожарным с 96 насосами. Кутузов же предписал московскому обер-полицмейстеру П. А. Ивашкину вывезти весь «огнеспасительный снаряд». Все это наталкивает на мысль, что между губернатором и фельдмаршалом все-таки велись какие-то переговоры и обсуждались действия на случай оставления войсками Москвы.