Наполеона начало одолевать беспокойство. Он видел, как передовые части Понятовского и принца Евгения Богарне подступили к городу. Затем Наполеону донесли, что от генерала Милорадовича явился русский офицер, тот самый, который предупредил французов, чтобы они дали возможность отступить русскому арьергарду, иначе Москва будет подожжена. Император дал свое согласие и продолжал еще в течение двух часов ждать депутацию с ключами от города. Однако Москва, несмотря на блеск куполов, выглядела угрюмой, безмолвной и словно вымершей. Именно такой она и оказалась на самом деле – вскоре Наполеону поступило донесение, что Москва пуста. Поначалу он не поверил ему и с негодованием приказал Дарю: «Москва пуста!? Что за невероятное известие! Надо туда проникнуть. Идите и приведите ко мне бояр!» Но посланец вернулся ни с чем – ни один московский житель не вышел встречать французского императора. Огромный многолюдный город был безмолвнее пустыни. Но Бонапарт продолжал упорствовать и ждать. А потом, поняв, что это бесполезно, пожал плечами и с презрением воскликнул: «Ага! Русские еще не сознают, какое впечатление должно произвести на них взятие их столицы!» Он, как всегда, умел вывернуться из любой негативной ситуации так, чтобы ее позорность представить как успех. Позже, уже хорошо понимая, что Москва для него потеряна, император, желая оповестить «цивилизованную» Европу о своих победах, как ни в чем ни бывало напишет герцогу Бассано: «Мы преследуем противника, который отступает к пределам Волги. Мы нашли огромные богатства в Москве – городе исключительной красоты! В течение двухсот лет Россия не оправится от понесенных ею потерь». Как пишет А. Манфред, «в этом послании все было преувеличением, все было вымыслом от начала до конца». В общем, по принципу: сам себя не похвалишь… «Наполеон не мог уже обманывать самого себя; ему оставалось обманывать других».
Наконец три длинные сомкнутые колонны войск, состоявших из французов, поляков и итальянцев, стали втягиваться в пустой город. Мюрат вошел через Дорогомиловский мост, Понятовский – через Калужскую заставу, принц Евгений – через Тверскую. Марш солдат в парадной форме сопровождала музыка походных оркестров и бой барабанов. Одна из колонн подошла к Кремлю. Ворота оказались запертыми, но в крепости слышалось какое-то свирепое движение, и вскоре на кремлевских стенах появилось несколько мужчин и женщин, которые извергали на французов ужасные ругательства. Те выстрелили из пушки картечью в Боровицкие ворота и вошли в Кремль. Один из его защитников бросился сначала на Мюрата, а потом попытался убить его офицера. Но солдаты быстро рассеяли эту немногочисленную группу русских патриотов.
Наполеон вступил в Москву лишь ночью. Он остановился в одном из домов Дорогомиловского предместья. Губернатором русской столицы был назначен маршал Мортье. Император дал ему такие рекомендации: «В особенности соблюдайте, чтобы не было грабежей. Вы отвечаете мне за это своей головой. Защищайте Москву против всего и всех!» Его первая ночь в столице была очень тревожной и печальной. Великого полководца и императора кусали клопы, и слуге пришлось постоянно жечь уксус. Кроме того, он получил множество донесений, среди которых были и те, что предупреждали его о грядущем сожжении города. Но он не поверил им. А напрасно! Уже в два часа ночи Наполеону доложили о том, что в Москве начался пожар. Подобные донесения стали поступать одно за другим. Вот тогда-то он забеспокоился. А на следующий день император вместе со своим главным штабом отбыл в Кремль.
Наполеону явно льстило, что он наконец-то находится во дворце Рюриковичей и Романовых. Он с удовольствием рассматривал резиденцию русских царей, царский трон и многочисленные кресты на златоглавых куполах церквей. Из Кремля ему видна была вся Москва.
Но долго любоваться красочной картиной Наполеону не пришлось. Еще не успели опуститься на пустынную столицу сумерки, как в разных ее частях вспыхнули пожары. Вскоре она уже представляла собой сплошной огненный смерч, который поднимался до самого неба. Наблюдая из окна эту зловещую панораму города, император воскликнул: «Это предвещает нам большие несчастья!» От былой его решительности не осталось и следа.
Москва горела целую неделю, а самые сильные пожары были с 15-го по 18 сентября. Почти полностью выгорели улицы по линии движения французской армии – от Дорогомиловской заставы к Рязанской дороге. Сперва полыхнуло на Покровке, а затем занялось Замоскворечье, горели Тверская, Никитская, Арбат, Таганка и Пречистенка – весь центр Москвы. Невозможно было узнать и Патриаршие пруды, где сгорели все дома. Город был занесен дымом и пеплом.