Наполеоновские войны: что, если?..

Вместо того чтобы приступить к деятельным приготовлениям для отражения иностранцев, парижские сенаторы занялись отвлеченными теориями и смешными прениями о форме правления. Один член парламента, приверженный к положительному законодательству, пожелал узнать расстояние между Парижем и Сен-Канте-ном (тогдашней главной квартирой лорда Веллингтона); но его тотчас принудили замолчать, как человека, отдалившегося от настоящего своего предмета; однако же вопрос его был не неуместен: хотя армия Груши и прибыла в столицу, но вслед за ней шли союзники. Палаты, которые переняли уже все старые замашки и язык конвента, выбрали из среды своей депутатов, кои должны были уверять солдат, что члены палат готовы встать в ряды их и что для тех, которые падут в сей великой борьбе, день смерти будет днем новой жизни. Говорят, что г. Гарнье, вовсе не привыкший к такому языку, хотел сказать «днем бессмертия», но сие неприличное выражение совершенно ослабило действие его красноречия.

Итак, депутаты, опоясавшись трехцветными шарфами, отправились; они говорили солдатам о естественных началах свободы, о ненарушимых правах человека, и для единодушного восклицания предлагали им такие слова: «Да здравствует народ! да здравствует свобода!» Но их увещания не слишком много подействовали на воинов, которые отвечали им только криком: «Да здравствует император!» Депутаты старались отнести эти восклицания к Наполеону II – и поблагодарив, подобно герцогу Бэкингему, своих верных друзей и сограждан за чувства, коих те не обнаруживали, возвратились в палаты, чтобы отдать отчет в своем посольстве. Был, однако ж, один пункт, в котором французские солдаты согласовались с законодательным собранием, именно в твердой решимости – основанной на сознании собственной вины и страхе наказания – сопротивляться всеми силами восстановлению законного монарха, хотя все умные люди во Франции знали по опыту, что оно оставалось единственным средством к спасению государства от совершенной гибели. Касательно сего пункта происходили самые жаркие споры, производились самые буйные решения; особенно нижняя палата доказала, что ей недоставало только времени и силы, чтобы возобновить анархию революции, так точно, как она переняла ее язык.

Беспокойство палат составляло разительную противоположность с равнодушием того, кто возбудил эту бурю: он беспрестанно разъезжал по Парижу, то отправлялся в Элизе-Бурбон, то в Маль-Мезон и обратно; везде давал праздники и делал приготовления к отъезду, о цели которого никто не знал. Все это производил он с таким спокойствием, как простой путешественник, вознамерившийся провести во Франции некоторое время.

Для довершения своего притворства он потребовал от палат экземпляр какого-то сочинения, которое он желал иметь у себя. Наконец приближение союзников ускорило отъезд его; и когда они были уже в трех милях от Парижа, он решительно оставил столицу, которую за несколько дней перед тем называл своей. Палаты решились было защищаться, но недостаток средств совершенно воспрепятствовал исполнению этого намерения.

Говорят, что Бонапарт еще до отъезда своего из Парижа советовался с Карно о материалах, необходимых для защиты столицы, и что последний оценил их в двести миллионов, прилагая к тому трехгодичный труд. Несмотря на все это, отвечал экс-император, довольно будет шестидесяти тысяч хорошего войска и двадцатичетырехчасового приступа, чтобы взять город.

Однако же Бонапарт сделал все нужные приготовления к исполнению этого гигантского предприятия. Монмартрские высоты были укреплены с большим старанием. Деревня Сен-Дени снабжена была сильным гарнизоном, кроме того, в северной части города произведено было затопление посредством отведения двух потоков в недоконченный Уркский канал, коего высокие берега представляли весьма крепкую позицию.