Наполеоновские войны: что, если?..

Чернь парижская занималась работой с энтузиазмом, который не уступал самым буйным порывам революционного бешенства. Приближение английской и прусской армий, которые в случае нужды могли быть подкреплены всеми русскими и австрийскими войсками, нимало не охлаждало жар французов. Они твердо были уверены, что Париж не иначе мог быть взят, как изменой, и с гордостью повторяли, что они имеют еще Массену, Сульта и Даву (столь же знаменитых по своим воинским талантам, как и по грабительству). Хотя крепкое положение северной части города могло несколько оправдать эту минутную уверенность, зато противоположная сторона Парижа была совершенно открыта, кроме Медонских и Сен-Клузских высот и Иссийского поста. Оба последних пункта могли некоторое время защищать обширную равнину, которая окружала южную часть Парижа и не представляла никаких средств к защите, кроме малого числа ретраншаментов, домов и садов с высокими заборами, в коих сделаны были отверстия для стрельбы. С этой-то стороны союзные генералы решились начать атаку. 30 июня Блюхер перешел Сену близ Сен-Жермена и, заняв Версаль, грозил французским позициям, находившимся при Медоне, Иссе и на высотах Сен-Клузских, между тем как герцог Веллингтон, остановясь в Гонессе, открыл сообщение с пруссаками чрез мост Аржентиль. Французы, несмотря на свое отчаянное положение, не теряли бодрости; луч славы еще раз заблистал на их оружии. Генерал Эксельман произвел атаку с таким искусством, что удивил пруссаков, занимавших Версаль, и взял в плен небольшой отряд кавалеристов; но французы в свою очередь были атакованы, сбиты с высот Сен-Клузских, Иссийских и Медонских и принуждены запереться в самом городе. Сие поражение произошло 2 июля – и Блюхер тотчас отправил своего адъютанта к английскому генералу с просьбой, чтобы последний прислал ему одну батарею из конгривовых ракет для довершения удара, который он замышлял нанести осажденным.

Между тем честные парижане страшились своих защитников столь же, как и неприятелей; жар французских солдат превратился в настоящее бешенство – и чернь, воодушевленная подобным энтузиазмом, изрыгала страшные угрозы и проклятия как на союзников, так и на парижан, благоприятствовавших законному правлению.

В таком-то положении находился гарнизон, опасный для столицы столько же, как самый злейший ее неприятель, когда союзники заключили условия капитуляции с Массеной, который в это критическое время был в качестве главнокомандующего французскими войсками. Таким образом участь Парижа еще раз предана была великодушию Европы, и царица провинций снова сделалась рабой.

Я слышал споры некоторых жарких политиков-домоседов, которые изъявляли желание, чтобы Париж был сожжен и разграблен; но это желание, произнесенное в пылу патриотической ревности и оскорбленного самолюбия, не слишком справедливо, особенно ежели представим себе все ужасы, могшие быть следствием такого происшествия.

Мы, англичане, должны еще менее желать, чтобы кто-нибудь из наших солдат участвовал в ужасном своевольстве, которое бы могло быть следствием этой трагической развязки. Замечено, что грабеж Магдебурга нанес смертельной удар дисциплине армии Тилли; известно также, что французы совершенно расстроились после московского грабежа.

Таким образом, спасение Парижа в ту минуту, когда гибель его казалась неизбежной, было равно выгодно как для победителей, так и для побежденных – и оно еще более увеличило ту славу, которую герцог Веллингтон приобрел в сей незабвенной кампании; ибо нельзя отрицать, что его могуществу и мудрому посредничеству французы одолжены большей частью статей капитуляции, по силе коей король французский снова сделался обладателем своей столицы, а союзная армия, войдя в оную, из неприятеля превратилась в спокойный гарнизон.

Когда я прибыл в Париж, политические потрясения уже прекратились; распоряжения короля производились с таким спокойствием, будто Людовик XVIII никогда не лишался своего престола. Но дух общественный, не привыкший еще к этой перемене, волнуем был разными слухами о заговорах, подобно разъяренному морю, которое и после бури долго не перестает поражать берег. Говорят, что Лабедоер, недавно схваченный в Париже, был агентом какого-то заговора, в коем участвовали обезоруженные солдаты Северной армии вместе с некоторыми жителями парижских предместий.

Одна часть злоумышленников предполагала одеться в платье парижской национальной гвардии и напасть врасплох на квартиры русского и австрийского императоров, прусского короля, лорда Каслрига, лорда Веллингтона и Блюхера, между тем как другая, в мундирах союзных войск, долженствовала завладеть постами национальной гвардии и в особенности дворца Тюильрийского. Сомневаюсь в действительности сего смешного и неудобоисполнимого предприятия, но что между многими праздношатающимися людьми, которые находились тогда в Париже, происходило нечто буйное – это довольно вероятно; ибо стража, охранявшая вышеупомянутых особ, была удвоена; часовые с чрезвычайным вниманием осматривали и подробно расспрашивали всякого, кто приближался к их постам.