Наполеоновские войны: что, если?..

Французское командование в этом отношении оказалось несколько мудрее. Оно решило-таки организовать высадку, только не в Британии, а в Ирландии. Изумрудный Эрин действительно выглядел самым слабым местом «владычицы морей», а любой противник Англии мог рассчитывать здесь на активную поддержку местного населения.

Не удивительно, что известия об очередных волнениях непокорных ирландцев навели руководство Первой республики на мысль об организации «освободительного похода» в Ирландию. Еще в апреле 1796 года представители ирландских революционных организаций вошли в контакт с Директорией через французского посланника в Гамбурге. Тогда же в Париж из союзных Северо-Американских Штатов прибыл Уолф Тоун – один из лидеров ирландских эмигрантов.

Наиболее активным сторонником идеи оказания помощи освободительному движению в Ирландии был генерал Гош, один из наиболее популярных и влиятельных республиканских полководцев, чей авторитет в то время соперничал с авторитетом Бонапарта. Но Бонапарт вел успешные действия в Италии, а Гош находился в самой Франции, его войска стояли в Вандее и Бретани, где наконец-то был подавлен долгий и кровавый мятеж роялистов.

Самым привлекательным в идее Ирландской экспедиции была возможность осуществить высадку относительно малыми силами. Безусловно, Гош не слишком обольщался относительно масштабов предполагаемого народного восстания и боеспособности повстанческих сил. Вряд ли он всерьез собирался зажечь большой пожар малыми силами. Однако в случае успешной высадки французам предстояло действовать в католической стране, где их воспринимали как освободителей, а противников – как оккупантов. Это давало надежду на успешную борьбу даже с превосходящими силами противника и при отсутствии надежной связи с материком.

Но в этом и крылся основной недостаток французского плана – он всего лишь «давал надежду», опирался не на достижение заведомого превосходства, а на столь тонкие и не подверженные строгому планированию материи, как удача и случайность.

Алфред Тайер Мэхэн так характеризует французскую военную доктрину в описываемый период: «…каждый раз, когда предпринималась какая-нибудь экспедиция, требовавшая передвижения морем, неизбежно приходилось прибегать к раз-личным, более или менее удачно задуманным, хитростям; надежда на успех основывалась тут не на разумной уверенности, доставляемой господством на море или же искусным сгруппированием сил, но на сочетании случайностей, которое хотя и могло в данном частном случае быть более или менее благоприятным, но которое никогда нельзя было считать обеспечивающим степень уверенности, необходимую даже и в рискованных комбинациях военной игры». И добавляет, что «за те шесть лет… которые предшествовали заключению в 1802 году Амьенского мира, крупные французские эскадры только три раза выходили в море; и каждый раз успешность их действий обусловливалась или отсутствием в тех водах британских эскадр, или же тем, что французам удавалось обмануть бдительность англичан. Как и при уничтожении торговли, главными факторами здесь были скрытность действий и хитрость, а не сила».

К этому стоит добавить, что в 1796 году некогда могущественный флот Франции представлял собой довольно жалкое зрелище. Собственно говоря, больше всего он напоминал состояние российского флота после 1917 года. Значительная часть офицеров перешла на сторону контрреволюции либо отбыла в эмиграцию, оставшиеся же были сильно стеснены в своих возможностях. Наиболее яркие революционные флотоводцы (коих было немало) брали решительностью и талантом, но не опытом, прочие же не отличались даже решимостью. Тем более что «старорежимные военспецы» как у политического руководства, так и в матросской среде, мягко выражаясь, не пользовались доверием. Новых же опытных и обученных морских офицеров было просто неоткуда взять – ведь подготовка моряка требует гораздо больше времени и сил, нежели подготовка пехотинца.