Проправительственная пресса сосредоточила свое внимание на Дэлримпле и Баррарде, хотя гораздо более резкой критике подвергла министерство, которое их назначило. В то же время газеты, не отличавшиеся лояльностью к правительству, ставили под сомнение саму идею оказания помощи Испании. Уильям Коббет, который был самым яростным критиком министерства, предвидя, что Британия возобновит войну на Иберийском полуострове, заявил, что эта военная кампания приведет «лишь к истощению страны, не имея ни малейшего шанса принести хоть какую-то видимую пользу… чем раньше мы откажемся от нее, тем лучше… Это может привести к тому, что Франция понесет определенные расходы и потери, но в то же самое время мы ослабим сами себя в десять раз больше, чем Францию».
Неудивительно, что министерство и те, кто его поддерживал, стремились сосредоточить внимание на заслугах Уэлсли, которого называли «победителем Ролики» (тем самым преувеличивая значимость этой победы), однако другие были менее великодушны. Многие говорили о том, что Уэлсли оказывают поддержку его друзья в правительстве и указывали на связи его семьи. Так, Коббет, выступая с речью в Уинчестере, говоря о возвращении Уэлсли из Португалии, заявил, что его семья ежегодно получает из казны около 23 766 фунтов, что, по его словам, равнялось скудным ежегодным бюджетам шестидесяти округов. Газета «Ньюс» в таком же стиле отмечала, что даже если бы Уэлсли был освобожден от ответственности за провал экспедиции, «то те, кто стал свидетелем зловещих усилий его друзей, не усомнится в том, что он обязан своим оправданием в гораздо большей степени именно этим усилиям, а не тому, что утратил свои иллюзии, особенно если сравнить его с другими генералами, у которых мало влиятельных друзей, в силу чего они не получили такой поддержки».
Фактически эти генералы отделались лишь легким испугом и почти неофициальным порицанием. Правительство не испытывало ни малейшего желания повторять разбирательства военного трибунала, которые имели место в отношении Уайтлока (под руководством этого генерала операция экспедиционных сил в Южной Америке закончилась полным провалом) и лишь недавно закончились. Хотя и была образована следственная комиссия по Масейре, однако она быстро закончила свою работу, преуменьшив вину командования экспедицией. Тем не менее ни Баррарду, ни Дэлримплу впредь не доверяли командование действующей армией, и оба были опорочены критикой. Наглядным примером такой критики была строчка Байрона:
Впоследствии
Жюно и французы избежали подобных трудностей, хотя и столкнулись с другими проблемами. Победа при Вимейро, и особенно результаты договора, заключенного в Масейре, принесли Жюно не только заслуженные почести, но и то, чего он так страстно желал – жезл Маршала Франции. (Неудивительно, что Келлерманн, который всегда считал, что его атака, сыгравшая решающую роль в битве при Маренго, недостаточно вознаграждена, в частных беседах выражал недовольство тем, что умение, которое он проявил, ведя переговоры в Масейре, не получило должной оценки). Изгнание англичан из Португалии восстановило на Иберийском полуострове позиции французов, которые пошатнулись после капитуляции Дюпона при Байлене (19 июля 1808 года), хотя эта капитуляция и не имела решающего значения. Битва при Вимейро ослабила армию Жюно сильнее, чем он того ожидал. И хотя Жюно мог по-прежнему удерживать Лиссабон и центральную часть Португалии, тем не менее он был вынужден просить подкреплений, без которых не смог бы подавить движение повстанцев на севере и юге страны. Уход британцев в этот решающий момент позволил Наполеону сосредоточить свои силы против испанских армий, не отвлекая их на то, чтобы справиться с иностранным экспедиционным корпусом, который оказывал помощь местным армиям. Таким образом, Наполеону представилась реальная возможность завершить войну на Иберийском полуострове, избежав долгих лет напряженного противостояния, которое могло истощить ресурсы его империи и оказать негативное влияние на ход военных кампаний в других районах Европы.