Вот так, с подачи печатного органа, выходящего в Киеве, что нашему герою особенно обидно, Наполеоныча записали в «сутенеры революции». Интересно: сохранил ли Гартевельд сей газетный экземплярчик для своего архива? Потому как подобная статейка, да в первые годы советской власти — лучшая рекомендация. Хотя бы для получения талонов на усиленное питание.
Что же касается заграничного гастрольного тура, вызвавшего у редакции «Киевлянина» столь бурные эмоции, подтверждений тому, что таковой действительно имел место весной 1910 года, мне найти не удалось. Может, плохо искал. А возможно, что на правильное патриотическое упреждение сработала пасквильная статейка.
И все же в двух источниках я наткнулся на упоминания о том, что попытки обкатать «каторжный проект» Гартевельда за границей, пускай бы и в некоем ином, без задействия команды Брыкина, варианте все-таки предпринимались.
«Гартевельт, сын или брат известного композитора Вильгельма Наполеоновича Гартевельта, пропагандиста русской народной музыки. В. Н. Гартевельт был одним из первых собирателей песен сибирских каторжан и первый опубликовал сборник этих песен, куда входила ставшая знаменитой песня «Славное море, священный Байкал».
Гартевельт-младший успешно продолжал его дело. В Стокгольме мне случилось быть свидетелем того горячего приема, который ему оказали шведы, когда он исполнял перед ними песни сибирских колодников.
В 1914 году он приехал в Пенаты и после краткого концерта сообщил, что вскоре собирается жениться. Художник И. Бродский изобразил его в Чукоккале в несколько приукрашенном виде. Присутствующий при этом Н. Н. Евреинов сказал, что, должно быть, именно такой представляется наружность музыканта его невесте. И тут же нарисовал Гартевельта в том виде, каким он будет казаться своей законной жене».
В данной записи речь идет о старшем сыне Наполеоныча — Георгии Вильгельмовиче, который пошел по стопам отца и стал композитором. Показания Корнея Ивановича в части зарубежных гастролей Гартевельда, безусловно, заслуживают внимания. Вот только фраза Чуковского составлена таким образом, что не вполне понятно: кого именно он имеет в виду, упоминая о горячем приеме в Стокгольме — отца или сына?
Предположу, что все-таки речь идет о Гартевельде-старшем, так как каких-либо иных фактов, указывающих на увлечение Георгия делом отца, нет, судя по всему, каторжная тема не лежала в сфере его музыкальных интересов. Оно и понятно: старшенький отпрыск Гартевельда был человеком болезненным (страдал душевными расстройствами) и декаденствующим (водил дружбу с поэтами Серебряного века и писал на их стихи упаднические, не слишком популярные романсы[78]
).Помянутая в тексте Чуковского невеста Георгия — это родственница композитора Милия Балакирева Вера Логинова. Вера — типичный представитель тогдашней золотой молодежи: училась в престижных учебных заведениях, интересовалась искусством, еще в юном возрасте сошлась с петербургской светской львицей, поэтессой Палладой Старынкевич, известной своими весьма вольными взглядами на любовные отношения.
Относительно недавно, в 2008 году, исследовательница русского авангарда Вера Терехина отыскала и подготовила к публикации выдержки из уникальных воспоминаний Веры Гартевельд, написанных ею на закате лет, в эмиграции, в 1960-е годы. В рукописи Веры Гартевельд упоминаются десятки имен: Борис Пронин, Георгий Иванов, Федор Сологуб, Николай Клюев, Илья Репин, Лиля Брик, Владимир Маяковский, Константин Бальмонт, Всеволод Мейерхольд и др. Есть там и строчки, посвященные мужу. Из них, в частности, выясняется, что с Чуковским, дача которого находилась неподалеку от «Пенат», супруги Гартевельд познакомились на даче Репина, куда эта парочка поначалу нахаживала еженедельно, а с какого-то момента и вовсе… переселилась.