Наполеоныч. Дедушка русского шансона

Но вот что интересно: предисловие к своему песенному сборнику Гартевельд начнет следующими словами: «Песни, собранные здесь, являются результатом моего путешествия по Сибири летом 1908 года, куда я ездил с целью записать песни каторжан, бродяг и инородцев Сибири». Обращаю внимание на слово «летом». Но ведь в свое путешествие Гартевельд, как мы выяснили, выдвинулся еще в первых числах апреля? Получается, период «апрель-май» — он как бы не в счет? Быть может, эти поездки, чередующиеся как короткими, так и сверхдлительными остановками, не более чем присказка к сказке, которая начнет складываться у Гартевельда лишь по прибытии в Тобольск? Но тогда вопрос: зачем ему потребовалось выезжать из Москвы загодя? Причем на целых три месяца? «Ты куда, Одиссей? От жены, от детей?»

Лично у меня нет ответа. Разве что выдвину еще одну версию:

Могло так статься, что из Москвы Гартевельд выехал, еще не имея на руках полного комплекта сопроводительных документов. Тех самых, что должны были обеспечить беспрепятственный проход в «труднодоступные места». Возможно, предполагалось, что бумаги нагонят его в пути. А именно — в Тюмени. Но в силу бюрократических проволочек на их получение, равно как на последующие согласования и утрясания, у Гартевельда и ушли два тюменских месяца?[33] Возможно, как раз по этой причине (отсутствие надлежащим образом выправленных бумаг) нашего героя и не допустили на территорию «режимного объекта» в Златоусте?

В принципе, данная версия не противоречит всем вышеприведенным. В том смысле, что за время вынужденного творческого простоя Вильгельм Наполеоныч вполне мог скрашивать деньки и халтурами, и флиртами. В конце концов, как мудро заметил пьяный батюшка в «Неуловимых мстителях»: «Все мы немощны — ибо человеце суть». Но еще больше запутывает ситуацию гартевельдовское высказывание о подготовке к сибирскому вояжу, с которого мы начали повествование. Напомню:

«…идея собирания сибирских песен бродяг и каторжников пришла мне на ум в 1905 году в Москве, куда в то время попали две такие песни, поразившие меня. И вот я воспользовался своей поездкой по Сибири, чтобы познакомиться более подробно с этой оригинальной своеобразной песней и получить эти мотивы, так сказать, из первых рук, непосредственно от их создателей».

Здесь ключевые слова — «воспользовался своей поездкой». И вот что сие значит? Означает ли оное высказывание, что изначально Гартевельд собирался в Сибирь по неким своим делам, которые и были для него основным блюдом? К коему этнографо-песенная нагрузка прицепилась сугубо в качестве гарнира? Впрочем, повторюсь: всё вышеизложенное-тюменское — исключительно из области догадок и фантазий. А вот факты…

* * *

А факты таковы, что лишь 29 июня 1908 года Вильгельм Наполеоныч погрузился на пароход и отправился в Тобольск.

Пароход «Казанец», на котором путешествовал В. Н. Гартевельд

«…Пароход «Казанец» было судно старое и неважное. Но по другим сибирским рекам встречаются еще худшие пароходы. Кормят сносно и не дорого. Путь из Тюмени идет сначала по Туре (чрезвычайно маловодной), потом пароход входит в Тобол и только близ самого Тобольска прорезывает волны широкого и глубокого Иртыша. Публика на пароходе была довольно невзрачная. В 1-м классе ехало, кроме меня, человек 5–6. Большинство палубных пассажиров состояло из сибирских крестьян или, как их здесь насмешливо зовут — чалдонов…»[34]

Походя отметив, что наш герой, ни в чем себе не отказывая, путешествует первым классом, снова обратимся к тексту неоднократно помянутого на этих страницах Джорджа Кеннана. В книге американца также встречается схожий транспортно-географический абзац. Он же — своего рода размышления витязя, стоящего на тюменском распутье у придорожного камня-указателя: