Напряжение растет

Два заблуждения должны были дать в итоге плюс – и спокойствие для друга.

– Будешь дежурить всю ночь? – хмыкнул Артем, обнимая двумя руками футляр со скрипкой.

– С некоторых пор этого не требуется. – В руках зажглась Звездочка, необычно яркая из-за ночи. – Я попрошу ее, чтобы она никого не пускала.

– А она послушает? – Позабыв, что надо дрожать и бояться, с интересом и опаской смотрел на нее скрипач.

Подчиняясь просьбе, Звездочка крутанулась вокруг нас, затем спиралью поднялась от его ног к голове и вернулась мне на руку.

– Никто не пройдет мимо, – уверенным голосом подтвердил я.

И для подтверждения рассыпал одну Звездочку на сотню, образовав ими плоскость размером с дверной проем.

– И еще два – на окна и вентиляцию, – выдохнув, робко улыбнулся Артем.

– Сделаем, – хлопнув по плечу, я мягко повел товарища к лестнице.

Подумаешь, нервничает из-за конкурса и выдумывает всякие глупости. Вон Света тоже нервничает – взяла две вилки да одну так и не отдала. Потеряла, наверное.

– Надеюсь, папа никогда не узнает, что я тут был.

– Если не заглянет под беседку возле фонтана, то вряд ли.

– А там что?

– Надо же обозначить, что «здесь были…».

– Максим! – возмутился Артем в голос. – Ты вандал!

– Что?! Я ж не на яблоне!

– Слава богу!

– И я внизу дощечек! Да никто не будет смотреть, что ты переживаешь!

– Зато я теперь буду об этом знать!

– Федор был прав, тебе лучше вообще ничего не говорить, чтобы не расстраивать.

– Лучше не делать того, что расстраивает… Стоп, что вы там сделали?!

– Да ничего.

– Максим!

– Вот, ты опять нервничаешь. Хочешь яблоко?

На часах был двенадцатый час ночи, когда в небольшой комнатке, наполненной лунным светом, льющимся через единственное окошко без штор, прозвенел телефон.

Разразился он красивой мелодией, напоминающей то ли армейскую песню, то ли государственный гимн одной из прогерманских стран, предпочитающих чеканный шаг ритма и громкость слов смыслу. Словом, гимн был достаточно бодр, чтобы потерять желание спать и ответить максимально быстро. Да в общем-то единственный обитатель небольшой комнатки все равно бодрствовал, лежа на топчане в одежде, покручивая длинный ус и под размеренное течение мыслей наблюдая луну. Какой смысл ложиться, если этому звонку в ночи все равно суждено быть?

– Господин. – Смотритель поднял трубку только после того как оправил одежду и встал по стойке смирно.

– Доброй ночи, Михаэль, – пожелал усталый голос на той стороне трубки. – Как служба?

– Без происшествий, сиятельный князь.

– Тут Аня звонила, – протянули с легким зевком и тут же поправились: – Княжна Анна. Оказывается, ты ее не пустил, кидался яблоками, говорил нехорошие слова. Думаю прописать ей ремня за вранье.

– У нас особая ситуация, сиятельный князь. Камердинеру княжны Анны я сообщал об этом утром и днем ранее. В адрес княжны Анны не было сказано ни единого бранного слова, ручаюсь честью.

– А яблоки?

– Это часть особой ситуации. Случайная, – замялся Михаэль. – Готов понести наказание.

– Спокойной службы, Михаэль. Приношу извинения за беспокойство, – чуть огорченно, будто бы получил подтверждение тому, о чем изначально подозревал, завершил князь звонок.

Смотритель положил трубку и принялся неспешно готовиться ко сну, как полагается человеку с кристально чистой совестью.

Он не сказал ни слова лжи, а ситуация была действительно особой. Странно считать иначе, соотнеся два простых и абсолютно ясных факта. Первый: в клане несколько миллионов человек. Второй: истинный глава рода и клана уже несколько месяцев предпочитает этим миллионам личные занятия с одним из его юных гостей.

Для старого, абсолютно преданного служаки, третьего из трех «виртуозов» клана, уже десятилетие охраняющего Родник Силы посреди враждебной земли, вывод был только один: этот мальчик важнее миллионов. Не в том смысле, в каком понимают любящие родители, дедушки или бабушки, называя свое чадо самым ценным во всем мире. Нет.

Для Михаэля это значило, что парень в будущем сделает для клана больше, чем все остальные миллионы. Потому что иначе старый князь не тратил бы свои силы. В нем, как и в Михаэле, нет бесполезной лирики. Он, как и Михаэль, уже очень давно с большой условностью может называться человеком.

А значит, ситуация действительно особенная. Настолько особенная, что Михаэль не станет этой ночью ломать тоненькую шею сына врага, лишая род и клан врага наследника. Старый князь ничего о нем не сказал, но Михаэль достаточно мудр, чтобы не портить чужую игру в угоду древнему как мир инстинкту.