— Да! Надо ударить в колокол! — озарением пришло воспоминание, подарив улыбку.
Тело Светы обнаружилось на краю поляны. Подняв ее на руки, отнес к медведю и, чуть подумав, аккуратно уложил на звериную шерсть, сверху.
Вернулся в лес по просеке, покачнувшись, подхватил Федора и Пашу. Побрел, спотыкаясь и падая, обратно. Уложил их рядом со Светой. Теперь все в сборе.
Осталось найти этот колокол и узнать, как он звучит.
— Пойдем, — ухватил за лапу Артема и потянул за собой.
Тот не сдвинулся с места.
— Пойдем, — вложил я Силу и попытался шагнуть вновь. — Я приведу нас к победе.
Земля промялась под ногой.
— Я обещал!
И вслед за криком эхом пророкотали небеса.
Застонали ботинки, треснула подошва. Медведь с друзьями сдвинулся с места.
— Я обещал, — повторил вновь, чувствуя, как путаются мысли. — Надо ударить в колокол… Колокол… Какой колокол? — задал я вопрос, крепко зажмурившись.
«Ураган раскидал корабли, будто щепки. Вода заливала борт, накатывая волна за волной, а из-за колдовской хмари вокруг даже на сотню шагов не было видно ни черта. В вспышках молний — только силуэты кораблей, идущих во тьму своим курсом. Капитан, бейте в колокол! Пусть собираются на звук!»
Нет, не тот колокол. Океана вокруг нет, хоть и качает немилосердно. И этот колокол должен быть из золота…
«Возьмите их золото и обратите их богатство в золото. И отлейте мне из него колокол, способный звучать столь же громко, как моя скорбь. А ежели звучать будет тише, то укрыли они часть виры и должны быть казнены без жалости».
Чужой колокол. Не мой.
«Бои на улицах отнимают слишком много моих подданных, не ведающих о падении стен. Грозовой гром скрывает величие криков победы, потому мы поднимем штандарт над ратушей и ударим в колокол, дабы удостоверить жителей в виктории и милостивом желании оставить им жизнь».
Все не то… Чужие голоса, облики, картины, которые объединяет слабое чувство узнавания. И только оно не дает игнорировать увиденное.
Мысли метались, и я не заметил, как, сделав очередной шаг, ударил ногой об ответившее странным звуком препятствие. Ноги… Черные ботинки с крупной сеткой на коже… Знакомые, явно из недавнего прошлого. Лицо… Присмотреться к чертам…
«Убить!»
Знакомое лицо, но внутреннему голосу нет веры. Кажется, я даже помнил его имя и прибавлял к нему отчество. Еще один пассажир со всем уважением был водружен на медведя. Снова — вперед.
— Мост! — озарило меня, стоило звуку близкого ручья обрести облик быстрой речушки, через которую перекинули каменную дугу с небольшим строением посередине. — Колокол. — В горле стало сухо.
В строение под колоколом недавней волной нанесло полным-полно веток. Но золото тускло светилось через них, пока не тронутое никем.
Взгляд грозно искал конкурентов — в чащобе леса; на волнах речки; на высоком холме, куда поднималась дорога за мостом. Нашел… Пятеро на самой вершине, что бежали, светя яркими точками платьев, и замерли, уловив мой взгляд.
Я — ближе. Но у них свободны руки, а путь лежит вниз.
«Мое!» — грозно забилось в груди.
Но натекшая в рот кровь из прокушенной губы связала слова. Зато раскатились рокотом небеса над головой, предупреждая соперников. К их счастью, довод дошел до разума, и они не включились в гонку.
Прямая… Теперь только идти, не обращая внимания на усталость, на медвежий коготь, впившийся в ладонь, на порезанные подошвой ноги. Вперед, к началу моста. По камню медведь скользит куда легче.
Возле самого подъема меня невольно остановили странные звуки, доносящиеся будто из-под моста. Звуки борьбы человека с усталостью — тихий стон и бормотание, словно кто-то стыдил себя за слабость тела и воли. Достаточно интересно, чтобы задержаться.
На берег по грязи и слякоти, цепляясь за остатки выцветшей травы, буквально вгрызаясь в каждую угловатость подъема, ползла девушка. Платье превратилось в хламиду, из которой стыдно сделать половую тряпку. Вместо красивой прически — ветви и сор в волосах. Лицо рассечено порезами, на скуле — синяк. Прекрасна, как всегда.
И внутренний голос отчего-то не велит ее убивать.
Я наклонился к ней и поймал ошеломленный взгляд, в котором было столько всего…
— Верни мороженое, — сказал я и коротким толчком в лоб отправил ее обратно в воду.
— Пойдемте, друзья. — Я взялся окровавленной рукой за медвежью лапу. — Еще совсем чуть-чуть. Ведь обязательно надо пройти. А потом я тоже пойду спать.
Мусор на пути — смести пинками в сторону. Ветви у колокола, что не дают ему звучать, — в воду.
Крепко сжал в правой руке медвежью лапу. Левой потянул за язычок колокола, извлекая из него звук.
Глухой, тоскливый. Теряющийся в рокоте разыгравшейся грозы.
Я сполз по каменной стенке вниз. Обещание выполнено, и глаза спешили закрыться и не смотреть на этот мир.
Тело легло на камень настила, не ощущая холода поверхности, так же, как давно уже не чувствовало раны на теле. Над головой — спокойствие черной стихии, хотя далеко по краям из туч вылетают яркие молнии.
— Я… — вновь стала проситься наружу незавершенная фраза.