Напряжение растет

На этот раз не было врага, которому надо ее сказать. Да и друзья не услышат. Это — для себя. Вместо всех громких фраз за сегодняшний день и за всю жизнь. Чтобы не потерять себя в них и не потеряться в чужих воспоминаниях. Ведь, несмотря на всю искренность, они не мои… И рано или поздно растворят в себе мое прошлое и меня. Если не пойму, кто я есть на самом деле.

Небо тоже смотрело внимательно, не нарушая течения мыслей новым громовым раскатом. Знакомое небо… Во всех воспоминаниях, что навалились сегодня, — одно и то же, затянутое иссиня-черными тучами… Так часто виденное мною, будто…

Догадка показалась столь невозможной, что пришлось посмотреть на Артема в облике медведя, чтобы произнести ее вслух.

Так часто видел я это небо. Честное, бесстрашное, разрушительное, но способное сохранить самое ценное в его центре… Небо, что стало почти отражением в зеркале…

— Я — это шторм, — в волнении вывели губы.

Над головой не взвыл одобрительно ветер, не проревели близкие раскаты. Если я — это оно, то и не должны были прореветь.

Но проверить это можно гораздо проще. Ведь не надо просить руку подняться вверх. Можно просто захотеть…

Ветвистая молния ударила в золотой колокол, выбив красивый и чистый звук, эхом пролетевший над землей. Дыхнуло теплой волной. В глазах зарябило так, что пришлось зажмуриться…

Спину неожиданно подхватили сильные руки, помогая подняться. Наверное, это Света и Паша очнулись и помогают мне встать.

Много рук… Федор очнулся? Артем? Здорово!

И вот уже холодный камень парапета под ладонями, а глаза смотрят вперед.

— Тут еще много интересного, друзья! — прозвучало тише, чем хотелось бы. — Я покажу вам место, через которое мы шли! Высокий забор, помните?

Столбы молний рухнули с неба, освещая заревом земли севернее.

— Завтра мы снова соберемся вместе и заглянем за горизонт!

Чувство одобрения позади и ликующий грохот в небесах.

Обернулся назад. Никого.

Падение.

Стук дождя по камню и шелест ливня, накрывающего реку под мостом и лес вокруг. Далекий раскат ушедшей на север грозы.

Пятеро, спустившиеся со склона, готовились принять титул вторых. Оттого шагали неспешно, позволяя усталости сквозить в жестах и походке. Тем более что ливень основательно размыл дорогу, а сломать себе ногу, поскользнувшись, так это и вовсе выйдет позор. Быть вторыми — уже провал и повод для объяснений со старшими. Может, кто-то другой искренне порадовался бы второму месту, но в деспотической династии Голицыных уважение полагалось только победителю.

Потому — угрюмые мины на лицах двух девушек и трех парней.

Двое суток без сна, конфликты с Орловыми и Долгорукими, изорванная одежда, грязь под ногтями, холодная жижа в ботинках и ощущение голода в животе. И все для того, чтобы увидеть победителя издалека.

Можно было побороться, можно было устроить забег, криками, угрозами и обещаниями отвлечь внимание…

Но этот псих тащил из леса убитого медведя, пристроив на нем всю свою команду, как на диване!

Для Голицыных, мечтавших о сне последние несколько часов, это было достаточно сильным моральным ударом, чтобы упустить инициативу. А затем… увиденного далее хватило, чтобы признать себя вторыми.

Во всяком случае, билеты на имперский бал — тоже статусный приз, дающий возможность подняться в иерархии власти и приобрести влияние внутри рода.

Резко встал на месте шедший первым, заставив остальных автоматически перестроиться в боевой порядок. Заостренные палки на изготовку, пращи из дерева и обрывков одежды заряжены камнями и готовы к применению.

— Ребята, там эти… лежат, — повернулся с изумленным выражением лица Олег Голицын, указывая на мост.

Команда не сразу убрала самодельное оружие, привычно ожидая подставы или засады. Даже несмотря на то что чемпион турнира уже определился. И ему, разлегшемуся под ливнем на холодном камне, явно не было дела до тех, кто придет после.

— Они не ушли? — обернулась Инга, даже в их компании изображавшая дурочку-блондинку.

Ясно, что не ушли. Но почему? И где подвох? Почему нет медведя? Скинули в реку? А может…

— Андрей Александрович! — охнул Олег, бросившись к Долгорукому, неведомо как оказавшемуся среди нагроможденных тел, и, оттащив его к краю моста, устроил сидя. — Н-не дышит… Вроде…

— Может, кто-то их убил? — прижала руки к груди Ольга, зябко поежившись от прорвавшегося через дождь ветра.

Эта родственница просто умела хорошо танцевать, ей простительны нелепые вопросы.

— Значит, мы первые? — прозвучал крайне важный вопрос. — Если этих первых нет…

— А если кто-то из них жив?

— А если даже и жив, но упал в реку, когда перебрасывал медведя через парапет?.. — В этом вопросе чувствовалась напряженная решимость.

У Голицыных очень не любили побежденных и не задавали вопросов о методах достижения цели… Константин занимал достаточно высокое положение в семье, чтобы знать это доподлинно.