Напряжение сходится

– Я не в претензии на угрозы! Роковое непонимание – он не представился, я не просчитал риски. Но банкир был мой! – Возмущение все-таки пробилось из-под маски спокойствия.

– Чей банкир?

– Колобов! Банкир Фоминских!

– А вы говорите – ваш, – укоризненно произнес князь.

– Но пришел-то он ко мне. А ваш внук его увел, – как-то даже с досадой добавил Михаил Викентьевич.

– Свободный человек, – веско произнес Юсупов, скрывая за хитрым прищуром глаз свое искреннее отношение.

– Пусть так, – печально вздохнул Панкратов, – но я ведь пошел вашему внуку навстречу. И ради чего? Чтобы он купил у меня банк Фоминских и тут же продал его Долгоруким?!

– Задорого у вас купил? – словно невзначай вставил слово влиятельный дед.

– Да… но там этих денег – сами вон посмотрите… – тоскливо окинул он взглядом кучу валяющихся на земле банкнот.

– Так в чем же ваша жалоба? – Юсупов посмотрел на него взглядом, полным мудрости более старшего поколения.

Мудрости, которая умела ничего не понимать, но не подавать виду.

– Даже не жалоба, выходит… – Михаил Викентьевич чуть замялся, подбирая слова. – Просто я к нему со всей душой, а он все это – младшему Долгорукому…

– Это Игорю-то?

– Ему, – согласно кивнул Панкратов. – Но почему? Со мной ведь тоже можно договориться.

– Мой внук благоволит Долгорукому Игорю и оказывает ему покровительство. Но ваши чувства мне понятны, – осторожно коснувшись его локтя, Юсупов доброжелательно улыбнулся. – Вот что, Михаил Викентьевич. Вас, как я понимаю, до сих пор донимают эти старики из Боярской думы? Говорят нелепицу про незаконное нападение на вотчину Фоминских и огнем плюются, требуя все возвернуть обратно?

– В пятницу собирают большой сход, – небрежно пожал плечом Панкратов. – Я все равно от своего не отступлюсь.

– Да. В пятницу, верно, – словно припоминая, произнес Юсупов. – Меня тоже звали. Так я помыслил сейчас и решил пойти. Могу по пути к вашей резиденции подъехать, так потом общим кортежем в Кремль и направимся, а? – как о пустяке поинтересовался великий князь.

Словно игнорируя подтекст, что об этом маневре будет известно всем заинтересованным лицам еще до их приезда, а прочим останется только в бессильной злобе скрипеть зубами, когда машины двух князей совместно въедут через Спасские ворота. Ничего этим крючкотворам и тыловым воякам не обломится от завоеваний Панкратова – не с такой поддержкой, которую могут оказать Юсуповы.

– Было бы просто замечательно, – с почтением, но без намека на подобострастие, кивнул Михаил Викентьевич.

– Что до внука – молодой он еще. Горячий, – с теплотой отозвался Юсупов.

– В деда растет, – отметил Панкратов приятное для старика.

Еще бы – старший-то мерзавец за свою жизнь хорошенько отличился, уводя из-под носа и людей, и богатства.

А тот махнул рукой, но был явно доволен – словно древний дракон, прознавший, что его потомок, юное дарование, уже отлично жжет деревни и утаскивает людей для собственного пропитания… «Ну хоть принцесс пока не похищает…» – накатила на Панкратова лиричная мысль. Хотя в целом Панкратов тоже остался в плюсе – банк все равно не вернуть, а вот крови попить конкуренты и неудачники из Боярской думы могли вдосталь.

Столь же неспешно они вернулись к остальным, уже подобравшим интересную тему для беседы.

– Давно хочу спросить, – спросил князь Галицкий, чуть повернувшись к молодым людям. – Почему грузовиков – шесть? Ведь миллиардов, как понимаю, десять?

Остальные сваты, уже перебрав стандартный набор «отличная погода, а завтра будет хуже, но раньше была лучше», заинтересованно повернулись в их сторону.

Отвечать взялся юноша со шрамом возле глаза – попросту другие на вопрос не отреагировали вовсе, а вот этот парень чуть повел плечом и поднял почти полный бокал с соком к груди – его он захватил из дома, да так и не начал пить.

– Там больше десяти, – безэмоциональным голосом произнес он. – Погрузка по весу, плюс пять процентов на усушку и два процента на рваные купюры. – Парень задумался, слегка уйдя в собственные мысли. – Разумеется, периодически мы делали контрольные взвешивания, но, сами понимаете, даже пыль имеет вес, не говоря о сложности процесса измерения и погрешности весов.

– А сколько всего было машин?

– Более шести, – вежливо ответили Галицкому.

– Постойте, господа! Какие контрольные взвешивания? – чуть раздраженно поинтересовался Долгорукий. – Еще утром эти деньги были в пачках и запаянными в банковский пластик! Я вообще не понимаю, зачем было срывать упаковку и мочить купюры под дождем!

– Признайте, князь, россыпью гораздо красивее, – не согласился с ним Галицкий.

А до того отвечавший юноша отступил назад, выходя из беседы и тщательно скрывая досаду во взгляде – словно сказал что-то лишнее, чего не должен был говорить, а сейчас сетует на себя.

– Вы бы лучше подумали, во что это выгоднее вложить, – веско произнес Панкратов.