Напряжение

— Так что художник отпадает, — сказал он. — При таких отношениях с женой глупо подозревать его в убийстве. Но надо будет посмотреть, нет ли у нее еще кого-нибудь. Почему она скрывает, где была двенадцатого и тринадцатого? Странно, а? Не находишь?

— Знаешь что? — сказал Шумский, смеясь одними глазами. — Где-то я читал, что для нормального пищеварения человек должен пережевывать пищу семьдесят два раза. Когда же он ораторствует, то жует гораздо меньше и у него начинает болеть животик. Понял?

Изотов разрезал ножом мясо, сунул кусок в рот.

— Спасибо тебе, товарищ и брат… Всегда придешь на помощь в трудную минуту. Правильный ты у нас человек, Алексей Иванович… Только скажи, а семьдесят пять можно?..

8

Перечитав показания Гайдулина, Чупреев решил, что теперь-то найти Ольгу Николаевну — плевое дело: цирк — не университет с тысячами народу. И в Ленинграде он один. День рождения Гайдулина — в октябре. Красильников демобилизовался и приехал в Ленинград немногим более года назад. Программа в цирке менялась дважды в году. Что может быть проще?

Но первое же посещение дирекции цирка перепутало все.

До Нового года в Ленинграде выступала труппа, в которой Ольги Николаевны не было. В предыдущем сезоне гастролировала Ольга Николаевна Гауди, дрессировщица собак, 1890 года рождения; вдова. Чупреев занес ее на всякий случай в список, но тут же вычеркнул.

— И все? — спросил он удивленно администратора.

Холеный администратор слегка качнул седеющей головой:

— Как видите, все.

— Но могли выступать в это время в Ленинграде еще какие-нибудь артисты?

— О, понимаю, — оживился администратор. — У нас есть еще цирк на сцене. Кроме того, вам следует посмотреть областную филармонию, гастрольно-концертное объединение. Там полно цирковых артистов.

Чупреев потер высокий лоб, чертыхнулся про себя за наивность и стал прощаться.

Худая, молодящаяся женщина из областной филармонии Софья Романовна говорила ласковым усыпляющим голосом:

— Не волнуйтесь, найдем вашу Ольгу Николаевну, найдем, — и перебирала тонкими пальцами замусоленные картонные карточки. — Вот, пожалуйста, Ольга Николаевна Бирюкова, исполнительница старинных романсов. Ах, как она поет, если бы вы слышали! Ей-богу, не хуже Вяльцевой. — Софья Романовна приложила руку к сухой груди, закрыла глаза и пропела томно, фальшиво:

Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые…

— Что-то божественное… Когда она поет, слезы навертываются, хочется рыдать. А голос какой! Густой, чистый… Контральто.

— Мне нужны цирковые артисты, — напомнил Чупреев.

— Да, да, простите, я совсем забыла. — Софья Романовна забегала пальцами по карточкам. — Так… Ольга Николаевна Бюлова — речевик. Не годится. Ага, Ольга Николаевна Вагнер. Это как раз то, что вам нужно. Правда, на афишах она Ватышева, но я думаю, вам это безразлично. У нее муж Тышкевич, они выступают вместе в оригинальном жанре под одним общим псевдонимом. Откровенно говоря, я не поклонница фокусов, хотя публика их обожает. Не терплю обмана, даже ничтожного, а тут один сплошной обман. Но не буду грешить: работают они безупречно.

Софья Романовна знала всех и о каждом имела свое твердое мнение, которое разрушить, казалось, уже невозможно.

Чупреев записывал:

«О. Н. Вагнер (Ватышева), 1927 г. рожд., оригинальный жанр, замужем;

О. Н. Горячева, 1928 г. рожд., гимнастка, замужем;

О. Н. Кузьменко, 1918 г. рожд., музыкальный эксцентрик, замужем;

О. Н. Разумова, 1930 г. рожд., акробат, незамужняя;

О. Н. Щеглова, 1926 г. рожд., канатоходец, замужем…»

— Скажите, а могу я узнать, где находились эти люди в какой-то определенный день — скажем, двенадцатого — тринадцатого мая?

Софья Романовна задумалась, поджав тонкие губы, сказала:

— Пожалуй, нет. Во всяком случае, это чрезвычайно сложно. У нас ведь актеры перекати-поле: все время в разъездах — одни здесь, другие там, иногда месяцами, третьи готовят программу… Так что выяснить, где они находились в какой-нибудь день, можно, наверное, только в бухгалтерии, подняв денежные документы.

— Значит, надо поднять документы, — решительно сказал Чупреев. — Проводите меня в бухгалтерию.

Вечером он вернулся в управление и принялся обрабатывать записи. Отламывая хлеб и запивая молоком прямо из горлышка бутылки — то и другое прихватил по дороге, — он листал странички потертого блокнота с выписанными ровным почерком фамилиями. Возле номера — крестик. Крестик, обведенный зеленым кружком, означал потребность личной встречи, черным — дополнительную проверку в адресном столе, красным — полную неясность. И лишь когда справа от фамилии появлялись сведения, которые его интересовали, Чупреев либо вычеркивал все, либо оставлял, заканчивая строку жирным восклицательным знаком.