Гертруда справлялась с детьми лучше меня. Возможно, дело в том, что я, как глава семьи, всеми силами старался уберечь их от любых опасностей. После семестра в частной английской школе старшим дочерям пришлось вернуться домой, потому что их мама, всегда относившаяся к этой затее без особого энтузиазма, хотела, чтобы они были рядом. Девочки, чьи зарубежные каникулы прервали так внезапно, заявили, что убегут из дома. Гертруда купила им рюкзаки, дала денег, настояла, чтобы они сообщили семейному врачу о том, куда направляются, и запретила ездить автостопом. Следующей ночью она разбудила меня и сказала, что девочки сбежали. Шестнадцатилетняя Кэри спустилась по веревке из окна своей спальни на верхнем этаже, а пятнадцатилетняя Робин просто вышла через парадную дверь. На другой день полиция задержала наших златовласок, когда они пытались поймать машину недалеко от городка Лорел в штате Мэрилэнд. Их отвезли в специальный центр содержания под стражей. Мы с облегчением выдохнули.
Я позвонил судье и объяснил, что обращаюсь к нему как адвокат и отец двух юных дочерей и хочу попросить его об одолжении. Я спросил, сколько по закону он может удерживать их под стражей.
– У нас тут не отель, – ответил он.
Я извинился и сказал, что с удовольствием возмещу государству любые расходы, но чем быстрее наших девочек отпустят, тем выше вероятность, что они убегут снова. Судья продержал Кэри и Робин под стражей десять дней. За это время мать несколько раз пыталась освободить их под залог. Но больше они не убегали.
По завершении всех процессов Нюрнбергского трибунала ко мне обратились еврейские организации с просьбой остаться и организовать программы реституции. В Штаты мы вернулись, только когда дочь пошла в первый класс: я не хотел, чтобы дети учились в Германии. Дома мне вновь пришлось искать работу. В крупных адвокатских конторах я слышал следующее:
– Отлично, когда нам понадобится приговорить нациста – мы с вами свяжемся.
Поэтому первое время приходилось браться за типичные нью-йоркские дела о том, как кто-то упал в метро и сломал себе ногу. А потом мы с выжившим в той самой авиакатастрофе другом и коллегой генералом Тейлором основали свою юридическую фирму. Я стал известен как адвокат, который за условное вознаграждение ведет безнадежные дела – дела о свободе слова, о маккартизме и все в таком духе. Я с умом вложил деньги и из бедного мальчика превратился в довольно богатого. Именно поэтому я и по сей день могу заниматься благотворительностью.
А тем временем дети подросли и спокойно оставались с няней, а Гертруда вернулась к учебе и в сорок пять получила ученую степень. Мы всей семьей пришли к ней на выпускной. По успеваемости она обогнала даже собственных детей. Гертруда продолжила образование на вечерних курсах повышения квалификации и, став магистром медицинского просвещения, наконец-то получила возможность преподавать. Вскоре она уже работала в академии.
К сожалению, первое же место работы стало для нее последним. Она преподавала в не самой благополучной средней школе, где двери классов часто приходилось запирать на ключ. Это изнуряло и пугало. Даже ее просьбы урезать количество учеников в классах не были услышаны, пока она не уволилась. Мы решили, что ей будет лучше найти работу поспокойнее, и тогда Гертруда устроилась волонтером в Центр планирования семьи. Некоторые из девушек, которые обращались туда за советом, стали жертвами изнасилования. Они боялись сказать об этом родителям, доктору или священнику и отчаянно нуждались в помощи. За все те годы, что Гертруда проработала там волонтером, она ни разу не пыталась указывать тем девушкам, что нужно делать, она просто рассказывала им о том, как можно поступить в такой ситуации. Но я знаю, чего ей это стоило.
Так мы и жили. В последние годы мы спасались от холодных нью-йоркских зим в небольшом домике в городке Делрей-Бич, штат Флорида. Здесь я живу и по сей день, а дети приезжают ко мне в гости. У нас хорошие отношения. Сын стал юристом, мы вместе работали над проблемами мира. Они все стали дипломированными специалистами, и все уже вышли на пенсию.
Гертруда умерла 14 сентября 2019 года. У меня есть ее снимок на смертном одре. На остальных фотографиях она выглядит как кинозвезда. Но куда важнее, что она была красива душой. Я очень ее любил. За 74 года брака мы ни разу не поссорились, а до этого встречались целых десять лет. Мне очень повезло. Я был с ней, когда она умерла, и всю ночь продержал ее за руку. Как же мне ее не хватает.
Сложно сказать, что мне больше всего нравилось в Гертруде, ведь я любил в ней абсолютно все. Она была доброй, умной, честной, понимающей и снисходительной. Мы могли уладить любое разногласие, ведь уважали мнение друг друга.
Она была очень терпеливой, хорошая жена и хорошая мать. Гертруда всегда верила в то, чем я занимался, и мирилась с моими командировками. Все книги я посветил ей, ведь именно ей я читал черновики, а она давала мне советы.