Наречённая. Книга 2 (СИ)

Йенс напрягся, по его лбу потекли капли пота, Маар считывал его негодование. Корчмарь готов был броситься на Маара, но трус не осмелится подставить своё брюхо под нож. Поэтому он, поскрежетав зубами, развернулся и ушёл.

— Я не пойду, — сдавленно прошипела Истана.

— Либо ты идёшь со мной добровольно, либо я уничтожу Йенса, выжгу все его внутренности. Выбирай.

Истана выдохнула медленно, опуская ресницы, видно смиряясь. Ей стало жаль Йенса. Ассару жалеет всех, всех кроме него, но Маару не нужна её жалость, только согласие, которого упрямая девчонка не хотела давать. Ему нужно только слышать то, как она соскучилась по нему, истосковалась так же остро, как и он — по ней. Но Маар знал, что ничего подобного Истана к нему не испытывает и никогда не будет испытывать, и это причиняло боль вдвойне. К чему эта безумная тяга может привести? Маар не знал. У неё внутри только холод к нему, и её ненависть жгла сильнее огня.

Истана, выдохнув, молча встала, показывая всем своим видом своё внутреннее неповиновение, своё презрение к нему. Она выбрала жизнь Йенса, пожертвовав собой, сделала это назло Маару. И когда они поднялись наверх, Истана вдруг остановилась, будто только сейчас осознала, в какой западне оказалась — пташка попалась в клетку. Но дороги назад нет и не было, даже если бы она выбрала смерть Йенса, страж сначала прирезал бы его, а потом забрал бы насильно с собой Истану.

Маару пришлось грубо сжать острый локоть ассару и толкнуть внутрь комнаты, он сделал это слегка, но девушка едва не потеряла равновесие, споткнувшись на ровном месте. Сам вошёл в комнату, которую предоставил ему хозяин двора. Истана царапнула его ненавидящим взглядом, и в то же время маревом скользнула обида. Маар не желал ей боли, не желал унижать её, но без этого не обошлось, она своим упрямством вынуждает его поступать с ней грубо.

Маар слышал её дыхание. Он медленно подошёл к Истане, заглядывая в стылые омуты её глаз. Всё это время она скрывала от него правду, и он, наверное, хотел увидеть пусть даже на самом их дне толику сожаления, но её не было, ни капли, ни крупицы. Истана с вызовом смотрела на него, хотя Маар знал, как внутри неё всё дрожало. Она задышала глубоко и часто, потому что в комнате стало очень душно. Глупая ассару не понимала, что стоит Маару на миг ослабить контроль, то всё здесь вспыхнет мгновенно. И ему необходимо дать волю силе, сбросить напряжение хотя бы на ничтожную толику, иначе демон в нём вырвется наружу. Наставник предостерегал мальчика об этом. Маар безумно соскучился по этой неприступной гордячке, как бы он ни презирал себя за это, соскучился так, что мутилось всё в голове. Теперь он даже не представлял, как ему хватило сил оставить её в Энрейде.

Маар повернулся, заперев дверь на засов, рывком сдёрнул с неё верхнюю одежду — здесь слишком жарко, чтобы оставаться одетыми. Истана поморщилась, когда страж на этом не остановился, раздевая её всю до белой сорочки. Взгляд его потемнел, когда перед его глазами оказалась полуголая ассару. Он с жадностью смотрел, как твердеют и проступают острыми вершинками через тонкую ткань соски. В следующий миг он стянул с себя всю одежду. Он хотел чувствовать её всю, ощущать её бархатную кожу, плавные изгибы тела, касаться её пальцами, губами, лизать и кусать. Лицо ассару исказилось невыносимой мукой, когда он на неё смотрел, будто её вывели на эшафот такой же голой и беззащитной. Острое желание подкатило к самому горлу и тут же упало вниз живота, к паху, член налился кровью так, что вены на ставшей каменой плоти взбугрились.

Маар подхватил девушку и опрокинул на постель. Комната оказалась и в самом деле самой лучшей. Истана упала на мягкую перину, и грудь её плавно качнулась. Такая упругая, сочная, она так удобно вмещается в его ладонь. Маар жадно помассировал её — как же соскучился — рванул тесьму на вороте, расплавляя ткань, высвобождая одну грудь с розовым бутоном, потом вторую. Его взгляд потяжелел, как и дыхание, и всё тело, ставшее разом слишком свинцовым, вынуждая мужчину тут же припасть к соску губами, втянуть в себя, поиграть языком с твёрдой вершинкой, тоже самое сделать с другим. Соски мгновенно налились красным от его прикусов и всасываний, такие сладкие, дурманные, их аромат дразнил, сводил с ума. Маар не понимал, как она могла быть такой горькой и такой сладкой одновременно. Он выгорал от желания немедленно втолкнуть свой член в её напитанную сладкой росой узкую щель, чтобы наконец утолить этот чудовищный голод.

— Коснись меня, — велел Маар, но не стал ждать, когда Истана решится.