Нарги. Социальная утопия

Гаджи услышал веселый низкий голос, и девушка в ответ снова широко улыбнулась и что-то неразборчиво пробормотала, глядя куда-то в небо. Мамаши со сдержанным осуждением и состраданием смотрели на девушку-ребенка и жадного до порочной связи кавказца. Спустя десять минут, когда Гаджи возвращался из магазина, мужчина все еще забрасывал объект своего вожделения конкретными вопросами и вбивал номер девушкиного телефона в свой мобильник, который держал в руке вместо догорающей в траве сигареты. Недели две спустя также днем Гаджи снова встретил девушку уже с другим мужчиной, ниже ее ростом, смуглым и плотным. Они шли, обнявшись, и его широкая волосатая кисть лежала на задних карманах белоснежных штанов Светы. Девушка негромко смеялась, а мужчина обещал купить ей что-то незначительное и обыденное: то ли трусы, то ли сигареты – неважно, совершенно будничное и не обременительное ни для кого. Не сходящая с лица радость и при этом доступность для всех без каких-либо значимых дивидендов наводила на мысль о душевном нездоровье или глубокой педагогической запущенности школьницы. По крайней мере, Гажди решил прояснить этот вопрос для себя самостоятельно, а там как получится: ей уже хуже не станет, а ему терять с такой женой тоже нечего. В конце концов, мужское здоровье надо беречь смолоду, и регулярный секс для этого просто необходим.

Уже через неделю, в начале обеденного перерыва, он встретил Свету во дворе ее дома: та стояла у подъезда, и загорала, подставив сонное лицо солнцу.

– Эй, девушка, я тебя полюбил и хочу на тебе жениться, – не смог ничего лучше придумать Гаджи.

Света открыла глаза и непонимающим взглядом уперлась в незнакомого юношу, затем широко улыбнулась и доверчиво спросила:

– Правда?

– Ну, вроде, да.

– И колечко мне подаришь?

– Конечно. Стой тут. Я через пять минут вернусь.

Гаджи мигом добежал до ближайшего киоска «Союзпечать» и вернулся с купленным за двадцать рублей желтым колечком из прозрачного пластика.

– Все, давай пальчик сюда!

Девушка покорно протянула руку и получила подарок на подошедший по размеру палец.

– Вот, теперь ты только моя. Немедленно приступай к своим обязанностям жены.

– Целоваться будем? – с замиранием в голосе, прикрыв глаза, спросила Света.

– Да, но только когда ляжем. Ты на каком этаже живешь?

– На пятом.

– Тогда бегом в постель, у меня всего сорок минут осталось до конца обеда!

В квартире было не прибрано. Несвежее белье, подобно темной озерной воде с разводами бензиновых пятен, бесформенной рябью покрывало вдавленное пространство полуторной кровати. На ламинате красовалось несколько затоптанных окурков.

– Так, сейчас быстро снимай трусики и ложись, а потом чтобы в квартире все было чисто, уберись – не люблю грязь в доме. Завтра приду и, если не уберешься, сниму кольцо и брошу тебя.

На лице девушки проступил испуг, губы затряслись, и глаза наполнились слезами. Гаджи, приспустив штаны, и, не снимая ботинок, с жадностью навалился на Свету и за пятнадцать минут буквально истоптал юную, но уже давно поруганную плоть.

Через час, на маршруте, он почувствовал себя очень паршиво, окончательно осознав, что воспользовался больной девушкой, как и многие до него. Но дело было не в совести, а в гордости – легкая добыча не повышает самооценку, а, напротив, понижает ее. Если не можешь подстрелить фазана, то будешь выращивать кур. Он был особо циничен и изобретателен: полностью поработил не только тело, но и нездоровую душу Светы. Теперь она будет считать, что наконец после долгих испытаний судьбы и случайных связей встретила своего принца. Все девочки, даже больные, с раннего возраста мечтают о главной встрече в их жизни. Измученная долгим ожиданием, природа женщины легко обманывается. Даже самая прагматичная и хладнокровная уязвима перед силой детской мечты, а открытая и доверчивая дурочка вообще не умеет обходить правильно расставленные силки. Он понимал, что чувство ущемленной гордости не пройдет, но вместе с тем был морально готов к этому. В самом деле, если русские парни употребляют его жену, да так, что та только рада, то значит Нарги не совсем уже в своем уме, и с этим, конечно, надо что-то делать – она скоро станет матерью. И этот ребенок, ребенок его любимой, даже, вернее сказать, самой любимой и единственно любимой женщины. Как-никак, но он ревновал ее по-настоящему, а значит, и любил. Просто была обида, и только. Она требовала выхода наружу и, что самое главное, компенсации. Он не мог и не хотел причинять вреда любимой жене, однако, чтобы удовлетворить нанесенное ему оскорбление, должен был действовать соразмерно его силе. Запятнанная честь требовала очищения.