Мужчина по-хозяйски сел за стол и достал бумаги из зеленого портфеля. Другие откровенно разглядывали жену Виктора. Их взгляды жадно исследовали ее обнаженное тело, защищенное лишь халатом. Трусы и лифчик демонстративно висели на спинке стула. По всему было видно, что утро удалось и эта ломаться не станет, а услужит ради ребенка, как положено. Виктор сидел за столом, изучая разложенные азиатом документы, и боковым зрением видел, как вырастали холмы в штанах у пришлых мужчин. Старший продолжал:
– Что же вы так не очень уважительно к людям относитесь? Вы же не дети и понимаете, что уважение к человеку – главная заслуга всего человечества. Мир хрупок, и дружба между людьми укрепляет его. Сближение неизбежно. Эта земля общая для нас всех, и значит, должно быть и еще нечто общее, что будет объединять, сплачивать народы между собой. В том числе на духовном уровне, практически на физическом. Близость воспитывает в людях толерантность, любовь и уважение в каждом из нас.
Мужчина явно не первый раз произносил этот написанный не им текст. Он не торопился, специально спотыкаясь в конце каждого предложения, чем только раздувал огонь желания в своих соплеменниках. Потом, глядя в глаза Натальи, он упрекнул ее как мать. Привел в пример свою жену и жен своих соседей в их неиссякаемой любви и заботе не только о собственных детях, но и детях родственников и даже случайных знакомых. Наконец, насладившись смущением супругов и нетерпением товарищей по дружине, закончил, обращаясь к Виктору:
– А теперь, если вы не возражаете, любезный, мои товарищи приватно побеседуют с вашей женой, пока мы попьем с вами чай?
– Да, конечно. – Голос Виктора дрожал. – Наташа, проводи товарищей в нашу спальню.
– Да, дорогой. Чай заварен. Угощай Кайрата Абдуллаевича.
Наталья расправила плечи, так что мокрые от молока соски стали просвечивать сквозь тонкую ткань, и, нарочито покачивая бедрами, направилась в соседнюю комнату. Она была прелестна и в мнимой вульгарности. Ее босые ноги от соприкосновения с полом звучали по-домашнему для всех. Мужчины последовали за ней. Этот звук, звук босой женщины вводил в некоторое замешательство. Так они слышали неоднократно и своих жен или дочерей у себя дома. Всегда есть точка невозврата, просто у каждого она своя. У Натальи она была растянута десятью шагами до спальни, у тех, кто шел за нею, – памятью о собственной семье. Точнее отношением к женщине. И в каком-то смысле виной перед женщиной. Месть, в конце концов, не покрывает собственную вину. Это невозможно было не понять, но и не было уже никаких сил остановиться на пороге спальни. Запущенные шары ударялись друг о друга, рикошетили, но все равно катились по инерции.
В комнате было темно и сказачно. Ее антураж подчеркивал нереальность происходящего. На полу в низеньких подсвечниках горели свечи, освещая искрящийся черный песок на полу. Тени ложились на потолок и стены, плотно заполняя все пространство, словно неживые духи людей. Женщина закрыла дверь на ключ и положила его в карман.
– От мужа, ревнив он у меня.
Наталья расхохоталась и, скинув халат, накинула его на высокую напольную вазу, ключ глухо звякнул о фарфор и сразу затих. Мужчины улыбались скорее от смущения, чем от радости, и не предпринимали никаких действий.
– Мальчики, не смущайтесь, разувайтесь-раздевайтесь. Вы дома. Походите босячком по черному песочку. Он дает сексуальную силу. Мы, русские шлюшки, все о сексе знаем, мастерицы в блядках!
Наталья обеими руками оперлась на горловину вазы и соблазнительно прогнулась. Несколько капель молока впитались песком. Нарги, суетливо толкаясь, стали раздеваться, они мешали друг другу, боясь зацепить свечи. Наконец женщина почувствовала первую руку, которая проскользнув между ягодицами, несмело запустила палец во влагалище. Наталья шире раздвинула ноги, чтобы приблизить и других самцов к себе. Теперь они осмелели и тянулись к ней, пробуя вкус ее тела на ощупь. Женщина оглянулась, ее мяли трое, другие топтались в очереди.
– Мальчишки! – обратилась она к ним. – Ложитесь в постельку и готовьте свои стволы. Я сейчас буду на них высаживаться. Люблю отдаваться всем сразу, ох, как люблю!