–Мало с кем делюсь мыслями. В основном, сам с собой! Рано мысль в моей голове повзрослела. Поступками чудил, пока был взрослым мыслью, но, если бы ко мне в детстве пришёл Боженька и сказал, что смысл моей жизни в том, что я буду ненавидеть и поливать грязью людей и этим лишь зацеплюсь за Олимп, то я бы не испугался уйти сразу же, в эту же секунду закончить свою жизнь!
–А я вот, нежданно, негаданно, полюбил читать грязные истории про людей, несмотря на то, что вдохновляют достижения!
–И что чувствовал?
–Что я лучше, чем они! – признался он честно.
–Но ведь это не так…
–Не так!
–И считал, что тебе позволительно всё, что они творили?
–Да.
–Несмотря на то, что почти всё, что сказано о них – не правда?
–Да.
В этот момент, художнику захотелось, однажды, сорвать все маски с людей, но не так, чтобы все видели их истинные лица, а так, чтобы они сами всё увидели в себе и начали жить иначе, грея в сердце добро, а не озлобленность на несправедливость.
–Так и думал, – тихо ответил Арлстау и спросил. – Кто твоя Родина?
–Моя Родина – каждый мой шаг.
Художник промолчал, для него Родина это не весь мир, а страна, в которой он родился, в которой люди будут гордиться им. Хотя и мир весь он любил, и нет для него такого уголочка, который смог бы возненавидеть!
Иллиан вытащил колоду старых карт и со всей серьёзностью спросил:
–Хочешь, погадаю?
–Шутишь?
–Нет.
–Когда узнаёшь будущее, время делает всё, чтобы поменять все расклады. Я, как и ты, не хочу узнавать, что меня ждёт!
–Эти карты не скажут о твоём будущем, они лишь подскажут, кто ты! Вытяни одну и сам убедишься…
Не поверил ему, но рискнул и вытащил карту, просунув пальцы в глубь колоды, посчитав первую карту пропастью.
Перед глазами загорелый валет пик. Кудри чёрные, очи грозные, взгляд убийственный. Художник не дрогнул от этой мрачной карты, но было в ней что-то сомнительное для него!
–Ты из тех людей, – начал Иллиан, с презрением глядя на карту, – кто говорит людям: «Ещё не вечер!», а позже с лёгкостью промолвит: «Прости, уже вечер прошёл!». Одному тебе быть всю долгую, сонную жизнь…
Иллиан молвил голосом, не желающим добра, и это встряхнуло художника. «Может быть, он и есть мой невидимый враг?», – раскинул мыслями он.
–Нет, я не буду один, – ответил спокойно, хотя в душе буря, в душе ураган. – Продолжай…
–Валет пик не король и не туз, у которых тысячи дорог. У тебя их, лишь две, но ты можешь ступать по обеим дорогам!
–Это как?
–В первой ты невидимый враг для самого себя! – воскликнул отчаянно, и художник поверил, очнулся от иллюзии, перевернул все значимые мысли, а Иллиан продолжил. – В первой дороге ты вор, ты мошенник, используешь всё, что вокруг тебя – и людей, и зверей, и искусство! Во второй дороге ты духовный правитель, искупитель грехов, кудесник правды! Для тебя правда важнее любой монеты, но правда губительна…
–Мне надо выбрать? – спросил художник всё также спокойно, без дрожи, без шорохов.
–Чаще всего надо пройти путь первого, чтобы познать себя второго и принести людям дар в виде прозрения! Главное, не задержаться на первой дороге. Это, как отношения с женщиной…
–В смысле? – не понял его художник лишь, потому что глаза собеседника горели, в них пылали ревность и злость.
–Любые отношения начинаются, либо поздно, либо рано, а вовремя и не бывает. Но лучше рано, чем поздно – хоть какой-то огонёк и нет шанса задержаться на первой дороге…
«Он пытается меня запутать!» – уверенно решил художник, не обратив внимание на присутствие логики в его словах.
–А знаешь почему у тебя такая жизнь? – с долей ехидства спросил Арлстау.
–Почему?
–Потому что ты не хочешь жить, ты устал от жизни. Когда человек намеренно вредит себе и своему здоровью, с каждым днём его жизнь лишь хуже, с каждым часом смерть откладывает его конец…
Следующие несколько дней художник больше проводил со своей избранницей Анной, а не с верным попутчиком Иллианом, которым был, мягко сказать, не доволен.
Изучал две половины города иными глазами, ведь всё в них виделось теперь иначе. Когда люди парами, мир выглядит краше. Третью половину города не трогал – в ней настоящее, а это не интересно, в ней волки, а волки это страшно.
Художник баловал Анну сладостями и цветами, улыбками и шутками, прикосновениями и объятиями, но губ её манящих не вкушал. Она была похожа на запретный плод, и для такого события, как поцелуй, он желал совершить для неё кое-что особенное, чего бы она никогда не посмела забыть, как бы не попыталась. Но примет ли она эту особенность или сбежит, содрогнувшись от неизведанного?!
Знал, что не оправдает ожиданий такой женщины, как бы не старался, но одновременно понимал, что может подарить ей то, что невозможно ожидать.
С ней он стал добрее, рассудительней и ответственней. По крайней мере, на встречи не опаздывал. У них появилась своя фишка, под названием «До сегодня!» – так они прощались, потому что момент прощания случался лишь после полуночи.