Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

–Я думал, ты пришёл извиниться.

–Извини, – ответил тот, показав, что не умеет извиняться.

–Я не хочу поверхность, ведь я рисую души. Не забывай об этом, друг… Почувствуй разницу между доступностью и допустимостью. От удовольствия не должно быть совестно! Не важно, чем ты занимаешься в жизни, есть всего две дороги – в одной у тебя есть семья, дети и продолжение Рода, в другой ты один, хоть и много женщин. Вот и вся похоть…

–А что для тебя твой Род? – спросил с таким интересом, словно есть до этого дело.

–Я молюсь за весь свой Род, за все поколения. Прошу помощи у всех предков, даже у тех, кого не застал, и они мне помогают, – солгал Арлстау, примерив на себя Данучи, ведь именно тот так делал, прежде чем что-то рисовать.

Арлстау перестал просить помощи у высших сил. Боготворил солнце до тех пор, пока не потерял руки. Приобретя дар рисовать души, наивно полагал, что вновь будет обращаться за помощью к солнцу. Но как бы не так – рисовал души лишь собственной энергией…

–Чту Род свой, но не все из них стали ангелами…

–Не задумывался об этом, – со всей серьёзностью промолвил он, но с несерьёзностью добавил. – Чувствую, сегодня не засну…

–Пф, – ответил на это художник.

–А каким ты был в юности?

–Юность, как у всех. Дворы, кино и встречи. Съел сразу же все сливки, что увидел и оказался далёк от всего, в том числе, от любви. Меня любили, а я нет – со временем это пришло, тогда я думал, что любил.

–А потом?

–Потом решил, что лишь тернистый, долгий путь даёт вкуснейший результат и не сотрётся с памяти ни счастье, ни успех, ни победа и, тем более, любовь! Когда к успеху или к любви идёшь лёгкими путями, то и итог окажется пустым. С осознанием того, как устроен мир, наслаждение от доступности превращается в пустоту.

–То есть, хочешь сказать, я не знаю, как устроен мир? – усмехнулся Иллиан и сразу доказал, что знает. – Отказавшись от доступного, руки тянутся к запретному!

В который раз загнал художника в тупик своими выводами, и тот, даже не горел желанием найти ответ на это…

–И что? Сразу повезло в любви?

–Нет, – горько улыбнулся художник. – Бумеранги никто не отменял, и я познавал любовь, но не взаимную!

–Какой тогда смысл отказываться от доступности?

–Смысл в том, что не только в любви заключается счастье!

Повисла пауза, во время которой Иллиан пожелал поделиться сокровенным, но приукрасить чуть-чуть, чтоб не выдать себя.

–Знаешь, художник, я грязный и грешный отшельник! Столько горя и боли принёс людям, которых встретил на пути, что и не вспомнить всё по щелчку пальцев. Бог милостив был ко мне, и бумеранги за грехи прилетали мгновенно, чтобы я знал, что именно возвращается за какой-либо грех. Замечал, что ко многим бумеранги прилетают позже, и человек не понимает, за что ему все эти беды, а мне повезло – наказание получал сразу же, как согрешил. И, уже совершая какой-либо грех, я заранее знал, каким будет наказание, но продолжал причинять людям боль. Надеюсь, хоть кто-то из них меня простил и отпустил меня, дурака, из лап жестокой ненависти. Для меня лишь сейчас их прощение стало важным, когда встретил тебя на пути.

Последние слова были приятными. От таких слов чувствуешь себя значимым, от таких слов пробуждается желание помочь тому, кто их говорит.

–Главное, сам себя прости, – от души пожелал ему Арлстау.

–В том то и дело, что это не главное! Мне простительно многое. Я сам себя прощаю, но я, всего лишь, псих. Давно сошёл с ума и не заметил…

–Чужая ненависть это не твоя проблема, она разрушает их, а не тебя! Не нужно думать о том, с каким грузом мы идём к цели – тебя никто не в праве судить, нет здесь безгрешных! Главное, дойди, доказав лишь себе одному, что весь груз был прихвачен не зря, а на прощение других надеяться не стоит! Чистое сердце всегда тебя простит и забудет о тебе, как не такой уж и страшный сон, а прощение грязной души добра не приносит, потому грязь и не прощает, потому грязь всегда помнит о зле, которое ей причинили. Нам обоим это известно…

Художник загрустил, вспомнив о тех, кого считал грязью, а Иллиан засмеялся, вспомнив тех же самых, но из его жизни. Смех не был наделён чистотой, в нём ноты жалости, но груз Иллиана не удержался на сильных плечах и рухнул. Однако, в словах была неуверенность в этом:

–Сложно наступать на будущее, имея скверное прошлое.

–Не важно, кем ты был вчера! Важно, кто ты сегодня, а ещё важнее, кем ты будешь для людей, когда тебя не станет!

–Да ты ещё и философ, – улыбнулся ему друг. – А ничего, что люди залили грязью жизнь каждого великого, лишь стоило тому умереть?! И дня не проходит, как из горя делают шоу, а тот ответить ведь не может…

–Деньги. Возможно, дело в них…

–Ну-ну! – усмехнулся Иллиан! – Были бы там, действительно, деньги, но они за копейки суть свою позорят! Люди, в основном, воняют бесплатно…

Художник ответил не сразу, подбирал слова. Самому было не по себе от того, как бывают жестоки люди, но грела мысль, что таких мало.