Всю ночь он питался кофе и печеньем, размышлял о Данучи и его желании закончить войну. С одной стороны, война для него всё, и ему нравится воевать, но с другой стороны, его ждёт любимая женщина, и он желает покончить навсегда с войной, чтобы вернуться к ней, пусть и помнит о ней лишь по строкам из дневника. Он готов истребить всех авров, чтобы не было соблазна воевать, но это всё похоже на самообман. Действительно, Алуар был прав – закончится их война, начнётся другая. Данучи не верил, что люди способны воевать друг с другом, даже захохотал этим мыслям в лицо, посчитав их мечтами Алуара. В их мире два разумных существа – вот и воюют они друг с другом, но, когда останется лишь человек – ему не с кем будет воевать, кроме, как с себе подобным.
Какую тайну хранит в себе история Данучи, Арлстау не просто понять – это, как прочитать половину любой истории из его дневника и попытаться найти истину, не зная, чем история закончится.
Предыдущий художник и так открыл ему много секретов. Какой из них важнейший, решать нужно самому, но, скорее всего, самое важное впереди. Легко сказать: «Надо дорисовать его душу!», но знал бы кто, что это за боль – рисовать душу Данучи. Пик боли длится миг, потом делает вид, что исчезает, но ничего подобного – её аккорды звучат во мгле души, а ноты по привычке нарастают.
Взгляд на часы – на них 02:15. Арлстау ни раз замечал, что взгляд изо дня в день ловит одно и то же время. 22:22 и 11:11 чаще всего попадались ему на глаза, словно пытаясь что-то сказать, но если бы он понимал всё могущество времени. Данучи как-то посмел заморозить его для себя и не стареет совсем, но он не Данучи, такого мастерства не достиг. Да и заморозить время для себя одного не пожелал бы. Если бы для себя и любимой женщины – тогда другое дело. Но, если, вдруг, любовь их окажется не вечной, как у многих, тогда что? Рисовать душу любви? …
Он копался в мыслях десяток минут, но взгляд вновь пал на часы – и снова 02:15. «Не уж то заморозил время?», – и подумал он, и мурашки пробежались по рукам. «Нет, это не то. Лучше, всё-таки, как Данучи, заморозить себя, а не время.».
В 02:15 просыпаются потусторонние силы – и тёмные, и светлые. Именно из-за этого времени, Арлстау помнил многие бессонные ночи. В это время полы скрипели от чьих-то шагов, слышал какие-то необъяснимые разуму звуки, и его дедушка начинал тяжко стонать во сне. Всё это было удивительно для него, но он не боялся этих странностей, пологая, что именно ему они вред не принесут, а, наоборот, в чём-то помогут. Порою, даже просил помощи у тех, кто приходил к нему, понятия не имея, кто именно пришёл, но это время прошло, теперь надеется лишь на себя.
И сейчас полы в его номере заскрипели, подышали немного тревогой, но ничего стоящего сказать не сумели – видимо, сегодня не день потусторонних сил, или сам художник уже стал потусторонним…
Бессонная ночь пролетела, но Арлстау дождался, когда исчезнет и утро, чтобы в полдень нарисовать то, что задумал, вопреки предостережениям своего друга. Ждать художник не желал. Анна могла уехать в любой момент, и задуманное, архиутончённое чудо откладывать нельзя, потому художник деликатно отказал своему здравомыслию.
Интрига была в том, что он не знает, подействует ли то, что задумал ещё два дня назад, ведь, по сути, он решил переплюнуть предыдущего художника и обойтись без стрелок часов.
Одел наушники, включил проигрыватель, и песни в нём в случайном порядке, и все полны эмоций, заряжены красивыми битами. Сорвал с губ кисть и рисовал руками, не закрывая глаз. «Нужно видеть то, что рисую!» – принял решение художник. – «Надо рисовать так, как мне удобнее!».
Перед тем, как что-то сотворить, ты копишь ожидания, но сбываются не лучшие из них, а те, что сильнее. Для этой души было накоплено море ожиданий, он рисовал её двести минут, не выключая музыки в своих ушах.
В бордовых тучах, что на три с лишним часа затмили весь город, сверкали молнии, но они не покидали пределов туч. Они сверкали под музыку, что слушал художник, и он видел это в окно, и ему было плевать, что весь закрытый город тоже видит это. Главное, чтобы это не заметил весь мир…
Обычно, кто в тебя истинно верит, тот не удивится твоему успеху, а, кто не верил, удивится. И Иллиан, и Анна наблюдали за тучами с разных концов города, один из них знал их причину, а другая – нет! Оба удивлены, но оба верят в художника, и это необычно. Как к этому относиться? Есть вещи, к которым лучше никак не относиться…
Художник мысленно указал нарисованной душе не время, а желанное событие. То есть, предназначение души не исполнится, если событие не случится. Благодаря этой связи, гамма цветов созданной души была неописуема и не имела никаких синонимов – перед художником светилось что-то новое, совершенно иной уровень мастерства.
Всё полотно исписано узорами, что соединены друг с другом. Настолько был восхищён новым творением, что было всё равно, что снова вызвал дождь, и капли были не прозрачны и не призрачны.