Единственное различие между противозачаточными таблетками и антидепрессантами состояло в том, что первые служили для перепрограммирования гормонального функционирования вполне здоровых индивидов, то есть для преднамеренного изменения системы, которая была безупречна, за исключением ее чрезмерной производительности. В остальном же речь в обоих случаях шла о том, чтобы вернуть на рынок жизни людей, ранее исключенных из него, – либо из-за «психического заболевания», либо из-за нескольких беременностей, – и сделать так, чтобы их поведение не создавало проблем. Однако, если честно, это больше напоминало очистительную операцию: ее реальная цель состояла в превращении субъекта в чистое действующее тело, уменьшив тревоги, желания и риски, связанные с нормальным функционированием[122]. С этой точки зрения, действие противозачаточной таблетки можно считать моделью: если антропология, лежащая в основе настоящего, депрессивна, то состояние, которому подвергается эта антропология, действительно является состоянием гормональной активизации. Эта активизация представляет собой передний край наркокапиталистического психополитического исследования – способа, которым управление телами трансформировалось благодаря инструментам современной химии в управление психикой. Психополитическое перепрограммирование стало предпочтительным средством реинтеграции индивидов, создающих беспорядок во внутреннем пространстве мира производства, понимаемого как стандартный горизонт существования. То, что оно лишено счастья и желания, есть цена, которую нужно заплатить, если мы вообще хотим говорить о существовании; в век анестезии нет иного существования кроме психического аскетизма, связывающего судьбу тела с теми функциями, которые оно способно выполнять.
Функционализация через дисфункцию: таков странный парадокс, лежавший в основе способа действия противозачаточной таблетки, выпущенной компанией G. D. Searle, а затем всеми теми, кто впоследствии пытался захватить часть рынка, – парадокс психополитики наркокапитализма. Этот парадокс, однако, был терпим лишь до тех пор, пока он оставался незамеченным, не претендуя на то, чтобы составить некую политику – во всяком случае, политику, дублирующую ту, которую явно сформулировали его защитники. Будь то евгенические идеи Сэнгер или стандарты эффективности, на которые ссылались врачи, работавшие на крупные фармацевтические группы, всегда существовала некая повестка, помимо вопроса о свободе женщин. Просто эта повестка всегда маскировалась под социальную рефлексию – как своего рода рационализирующий дискурс для того, что в противном случае оставалось бы в области не формулируемого, а следовательно, неуправляемого, опасного. Как и тогда, когда Пинкус и G. D. Searle поставили власти перед свершившимся фактом, врачи, прошедшие через болезненный опыт датского исследования 2016 года, считали, что способ действия противозачаточной таблетки самоочевиден. Считалось само собой разумеющимся, что гормональное решение вопроса контрацепции – лучшее и максимально