Наркомент

Все чаще мимо нас проезжали дорогие иномарки, сияя солнечными бликами на своих дочерна затонированных стеклах – сильные мира сего лениво потянулись на свои рабочие места: кто в офис, кто в банк, кто в налоговую инспекцию или в прокуратуру. В обратном направлении двигалась пешим ходом публика попроще: домработницы с набитыми сумками, похмельные мастеровые, гувернантки с брезгливо вздернутыми носами, лохматые строители в обесцветившемся тряпье.

К десяти часам утра движение начало замедляться, а в одиннадцать прекратилось совсем. Прислушавшись к своим ощущениям, я запустил двигатель на холостые обороты и сделал это не только для того, чтобы прогреть салон.

– Тебе придется как следует держаться, – предупредил я Веру. – Но пристегиваться нельзя.

– Намечаются гонки на длинную дистанцию?

– На очень короткую. До ворот геворкянского дома. Потом, когда начнется стрельба, ложись на дно и не высовывайся. В случае чего назовешься моей заложницей. А еще лучше…

– Можешь дальше не продолжать, – отрезала Вера. – Все равно бесполезно.

– Ладно, потом не жалуйся.

– А я жаловалась? Хоть раз?

Крыть было нечем, поэтому я промолчал. И не раскрывал рта до того момента, как створки ворот, от которых я не отрывал взгляда, вздрогнули и стали медленно расползаться в разные стороны.

– Ну, держись! – предупредил я, включая первую скорость. – Держись как следует! – повторил я, когда «Сааб», подстегнутый переключением передачи и педалью газа, всхрапнул и бешено завращал колесами, устремившись всем своим обтекаемым корпусом вперед.

Моей целью было автомобильное рыло, высунувшееся из ворот наружу. Кажется, оно было фиолетовым, но это не имело ни малейшего значения. Мне было абсолютно все равно, какую машину таранить, потому что я собирался для начала устроить затор в воротах, чтобы с самого начала посеять суматоху и панику в стане врага.

– И-и-э-э-эх! – восторженно заорал я, когда до столкновения осталось всего ничего: шесть метров и четверть секунды.

И тут же металлический грохот заглушил мой боевой клич.

6

Тумп! Радиатор «Сааба» вмял подставленный бок чужой иномарки вместе с водительской дверцей, а противоположным боком впечатал ее в столб ворот. Еще до того, как на снег осыпалась шелуха ржавчины и краски, я сдал назад и, дождавшись, когда откроется задняя дверца, выпуская наружу чью-то торопливую ногу, повторил маневр.

Вероятно, кость анонимной голени хрустнула достаточно громко, но все перекрыл новый яростный звук столкновения двух колесниц.

– Справа! – закричала Вера, растопырившаяся на своем сиденье.

Прямо за ней снаружи маячил привратник с отчаянно перекошенным лицом. Он пялился на нас во все глаза, а потому никак не мог справиться с затвором своего автомата, обращенного стволом вниз.

Я опять заставил возмущенно дребезжащий «Сааб» попятиться, резко выворачивая руль, а когда привратник взял автомат на изготовку, ему было уже не до стрельбы – получив бампером по коленям, он сначала с размаху обрушился на капот, а потом исчез под ним, после чего нашу машину мягко подбросило вверх.

Это был уже двор, а я с пистолетом в руке находился снаружи и орал Вере, помогая себе жестом свободной руки:

– Назад, на улицу! Жди там!

Роняя какие-то детали и колпаки от колес, «Сааб» со скрежетом пополз назад, в то время как я, метнувшись к смятой иномарке, открыл ближайшую ко мне заднюю дверцу. Обе передние заклинило при столкновении, но эта, удар по которой был смягчен хрупкой человеческой костью, подчинилась мне без сопротивления.

Пострадавшим оказался толстый дядька с щегольскими усиками, страдальчески прихваченными нижними зубами. Из пятерых человек, набившихся в салон, он имел вид наиболее бледный и несчастный. Две женщины в черном, тоже сидевшие на заднем сиденье, пытались спрятаться от меня за его спиной и таращились одинаковыми перепуганными глазами, похожими на четыре перезрелые вишни.

Если не считать Арама, затравленно озиравшегося через плечо, все седоки иномарки были людьми мне незнакомыми, к тому же степенными, пожилыми и явно не склонными к агрессии. Передний пассажир вообще отказывался каким-либо образом реагировать на происходящее, уронив лысую голову на панель, прямехонько под округлой вмятиной, зияющей в лобовом стекле на манер серебристой паутины.

Перекрикивая гомон, мало-помалу переходящий внутри салона в шумный восточный базар, я заорал в помертвевшее лицо Арама:

– Прочь! Уматывай отсюда! Не останавливайся, пока бензин не кончился! Ты меня понял?

Я бросился во двор. Горе-автоматчик, отталкиваясь от земли руками, спешил убраться с моего пути, волоча за собой неподвижные ноги. Он смутно напоминал большущую ящерицу, но был вовсе не столь проворен, поэтому мне пришлось перенестись через него размашистым прыжком.

Два клыкастых пса скорее хрипели, чем рычали, натягивая цепи, на которые были посажены по причине скопления родственников. Они задыхались от злобы, и я мимолетно понадеялся, что оба удавятся в своих ошейниках к тому времени, когда я увижу их вновь. Если увижу.