Народ Моржа

Данному явлению вместе с Семеном удивлялись лишь Лхойким и Килонг. Остальные неандертальцы восприняли его как должное. «Почему им не кажется странным, что опять вернулась ранняя весна? И почему она это сделала?» — озадачился Семен и принялся размышлять — «по-кроманьонски» и «по-неандертальски». Для решения проблемы второй способ оказался более продуктивным: «Рай, „земля обетованная“, разумеется, существует материально. Но место это отделено от нас пространством и временем — прошедшим, конечно. Это непосвященным („неподключенным“) кажется, что мы плывем по реке вперед, а на самом деле мы движемся назад — в прошлое. Разумеется, при таком раскладе поздняя весна должна смениться ранней, а потом, естественно, и зимой. Так что снегопад или лед на воде никого не удивит, тем более что снег будет знакомый — прошлогодний, который уже был».

Одно полушарие Семенова мозга эту версию приняло, а другое воспротивилось. Сей феномен оно могло объяснить только одним способом — приближением моря, причем холодного: «Внутренние части материка отгорожены от него хребтом. Река течет в обширном понижении рельефа, по которому влажный и холодный воздух проникает далеко на запад — вот и вся любовь. Нечто подобное я наблюдал в Северном Приохотье и вокруг Магадана. Там зона „приморского“ климата составляла от силы десяток-другой километров. А здесь?»

Подтверждались, в общем-то, сразу обе догадки — когда навстречу дул ветер, становилось не на шутку холодно. Семен кутался в шкуры, а неандертальцы грелись работой — начинали активней орудовать веслами, поскольку иначе катамараны переставали продвигаться вперед.

Хорошая погода, как известно, может смениться только плохой — а чем же еще?! Это однажды и случилось — небо затянуло низкими тяжелыми тучами, казалось, вот-вот и вправду пойдет снег. Укладываясь вечером спать, Семен использовал весь свой запас шкур и теплой одежды. Все равно было плохо — то здесь, то там поддувало. Залезть же в спальный мешок он не решался — кругом вода, мало ли что.

Его разбудили посреди ночи. Может быть, конечно, и не посреди, но тьма была кромешная.

— Что еще стряслось? — начиная стучать зубами, пробурчал Семен. — Какого черта?

— Ничего не видно, — спокойно ответил правый передний гребец. — Совсем ничего.

— Здрасте! — начал злиться Семен. — Всегда ночью было видно, а теперь не видно?

— Сейчас две тьмы.

— Что-о?

Впрочем, можно было и не переспрашивать — Семен понял сам и ужаснулся: туман. Ночью!

— Мы двигаемся?

— Да.

— Куда?

— Туда.

— Ясное дело… Где берег?

— Не знаю.

Переползая через тюки с грузом, Семен подобрался к краю палубы, нащупал бухту ременной якорной веревки и вывалил привязанный камень за борт: «Никакой каменный якорь, конечно, не удержит на месте огромный катамаран, но хоть глубину проверить…»

До дна Семен не достал — веревки не хватило. Зато висящий в толще воды камень явно «отставал» от судна, что однозначно свидетельствовало о том, что катамаран движется, причем с приличной скоростью.

— Это похоже на самоубийство, — сказал Семен по-русски.

— Почему похоже? — спросили из темноты тоже по-русски.

— Это ты, Килонг? — узнал голос Семен. Парень находился рядом — исполнял роль второго левого гребца. — Может быть, и не похоже — это настоящее самоубийство и есть. Где остальные лодки?

— Идут за нами.

— Откуда ты знаешь?

— Слышу их весла.

В это Семен готов был поверить, хотя сам ничего не слышал.

— Куда вы гребете?

— Не знаю, Семен Николаевич. Только если не грести, то мы все равно куда-то плывем.

— А вдруг половина катамаранов уже потерялась?!

— Не знаю… На последнем был Лхойким — может, его позвать?

— Далеко ведь, — засомневался Семен. — Впрочем, слух у вас хороший. Ну, затыкайте уши — сейчас кричать буду. ЛХОЙКИ-ИМ!!! — проорал Семен в темноту — примерно в том направлении, где должен быть хвост каравана. — ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!!

Ничего в ответ Семен не получил. Ну, разве что некое подобие слабого эха. Впрочем, возможно, ему это почудилось.

— Что я говорил? Нету их!

— Почему? — удивился гребец. — Откликнулся же!

— Блин! — рассердился Семен. — Сколько раз вам объяснять, что не слышу я тихие звуки! Не слы-шу!

— Да он вроде не очень тихо, — начал оправдываться бывший школьник. — А плывем мы от берега.

— От какого берега?! Сейчас что, в другой, что ли, воткнемся?

— Не-е, Семен Николаевич, другого нету.

— Как это?! — изумился Семен. — И… И вообще: откуда ты знаешь? Только что говорили, что ничего не видно!

— Ну, это… Не видно, конечно. Зато слышно.

— Та-ак, — поскреб затылок Семен. — Эхо, что ли? Отраженный звук?

— Н-не знаю… Наверное… А только берег — там.

Рассмотреть в темноте направление, указанное, вероятно, рукой, Семен не смог. На всякий случай он задал вопрос всем присутствующим — по-неандертальски:

— Вы тоже слышите берег?

— Да.

— Где он?

— Сзади.

— Поворачивайте! Будем идти вдоль берега! Не ближе и не дальше. Понятно?

— Его больше не слышно.

— Ясное дело… — пробормотал Семен на родном языке. — Что ж мне теперь, все время орать?!

— Это очень больно, Семен Николаевич, — сказал Килонг.

— Ничего, — вздохнул Семен, — у меня глотка луженая!