Народная война

Наше соединение пустило под откос двести восемьдесят девять эшелонов врага, взорвав при этом несколько мостов. Позднее, когда я работал в штабе партизанского движения Украины, я узнал, что за этот же период партизаны Украины на основных магистралях подорвали три тысячи двести двадцать два эшелона и на рокадных дорогах более четырехсот эшелонов.

Однажды, рассматривая груду захваченных у немцев документов, я наткнулся на одно донесение и отчетливо представил себе картину сумятицы на дорогах, заставлявшую немцев, как говорили партизаны, «метать икру».

«Деятельность партизан на железных дорогах за последнее время всюду усилилась. Уже на расстоянии пяти — семи километров от крупной станции господствуют партизаны. За последние дни взрывы производились также и днем. Взрывы подготовляются очень быстро; так, например, 30 августа 1943 года между 9 и 10 часами был произведен взрыв почти на глазах наших солдат… Город Олевск почти полностью окружен партизанами… Даже днем на окраинах города появляются бандиты…

В течение двадцати четырех часов выбыли из строя семь паровозов, вследствие того, что они наехали на мины, разбито большое количество вагонов… Банды ведут постоянное наблюдение за дорогой. Они точно осведомляются о времени прохождения патрулей. Даже тогда, когда патрули следовали друг за другом через восемнадцать минут, под рельсы были заложены мины. Партизаны осведомлены о слабых местах опорных пунктов, подслушивают разговоры по телефону. Они включаются в наши разговоры и сами разговаривают. Пропаганда, которую ведут партизаны, очень сильна».

Это — донесение генерала Ноймайера от 8 сентября 1943 года на имя командующего войсками на Украине генерала Китценгера, по заданию которого генерал Ноймайер обследовал участок железной дороги Ковель — Сарны — Коростень — Тетерев. В огромном донесении генерал излагал свои планы немедленных мер по обороне дороги.

Вот во что обходилась врагу концентрация партизанских сил в нужном для дела и в удобном для партизан месте, централизация руководства и направление ударов по единому оперативному плану.

Но это было в 1943 году. Мы же пока еще находились в начале 1942 года.

НЕБЫВАЛАЯ ВЕСНА

К весне мы всем объединением вышли из леса и отвоевали у противника населенные пункты почти на всем протяжении правого побережья Десны в пределах Выгоничского района. В лесу остались одни лишь базы. Мы подошли почти вплотную к железной дороге Гомель— Брянск и стали подумывать о том, как бы нам совершить на этой дороге такое, что на долгий срок прервало бы движение вражеских поездов.

В тот год выдалась дружная весна. По оврагам громко зажурчали ручьи, на полях появились проталины. Сообщение через реку стало опасным. Во избежание несчастных случаев мы устроили по льду переправы — специальные настилы из бревен и досок, но в одну ночь нежданно-негаданно начался ледоход, и наши переправы снесло.

Десна разлилась необычайно. Сравнительно узкая и, я бы сказал, мелководная в нашей местности река превратилась в море, затопив луга и лес. Я никогда не видел такого разлива. Вода вплотную подошла к Лихому Ельнику, проникла в наши землянки, затопила продовольственные подвалы. Лихой Ельник превратился в полуостров. Сообщение с внешним миром стало возможно только по узкому, десяти — двадцатиметровому перешейку. В лощине видны были теперь одни макушки гигантских деревьев, и старая пуща с вековыми дубами и соснами стала походить на мелкий кустарник. Природа на глазах совершала чудеса — омолаживались старые сосны, они точно становились стройнее, их ветви расправились, посвежели и выбросили желтоватые пучки новых побегов, а на лоснящейся и коричневой коре стволов выступили прозрачные, клейкие и душистые росинки. Расправили свои ветви вербы и березы, набухли коричневые почки, а потом вдруг, точно в один день, покрылись светло-зеленой нежной листвой.

Удивительное дело! Раньше, в мирное время, я как-то не замечал весны. Много весен прошло, как говорится, на моем веку, и все они были похожи одна на другую. И только, когда, бывало, друзья московские, киевские, минские или тбилисские начинали хвастаться своими веснами, я говорил, что нашей сибирской весны не променяю ни на какую другую. А в тот год в Брянском лесу выдалась весна, какой, пожалуй, и у нас в Сибири не бывало. Всех восхищала эта весна. Молодые хлопцы говорили:

— Ну и весна, до чего легко себя чувствуешь, становишься, точно пух, того и гляди к какой-нибудь елочке прильнешь.

Старики вспоминали прошлое — и не могли припомнить такой весны. То ли потому, что восприятие людей обострялось в условиях суровой партизанской жизни, то ли устали от долгой зимы, то ли действительно весна была особенной, но в те дни мы только и говорили что о весне.