Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров

Я завершил свою книгу расплывчатым предсказанием: появится больше «безымянных» народных дьяволов. Сегодня причины делинквентного поведения прояснились: климат недоверия и дарвиновский индивидуализм, порожденные тэтчеризмом и поддерживаемые новым лейборизмом; недостаточно регулируемая рыночная экономика; приватизация государственных услуг, урезание социальных пособий, растущее неравенство и социальная изоляция. Преступники безымянны не в банальном смысле – ведь я не мог предсказать названия субкультурных стилей, которые заменят модов и рокеров, – а потому, что они остаются такими же анонимными, как школы, жилые кварталы и пригороды, из которых они вышли. В терминах служб социального контроля визуальное и вербальное воображение используется с большей изобретательностью: надзор за преступностью, ситуационное предупреждение преступлений, система охранного видеонаблюдения, нулевая терпимость, трижды попался – сядешь надолго, санкции за антиобщественное поведение. Социальная политика, некогда считавшаяся ненормальной, – заключение сотен просителей убежища под стражей в центрах содержания, управляемых частными компаниями как карательные транзитные лагеря для получения прибыли, – рассматривается как нормальная, рациональная и конвенциональная.

Мысль о том, что проблемы общества социально конструируются, не ставит под сомнение их существование и не снимает вопросов, касающихся причинно-следственных связей, профилактики и контроля. Эта идея привлекает внимание к метадискуссиям о признании проблемы и ее сути. Вопрос, действительно, в пропорциональности. Безусловно, невозможно точно оценить человеческие издержки преступлений, девиантности или нарушений прав человека. Нюансы преднамеренно причиненных страданий, ущерба, жестокости, утраты и незащищенности слишком сложны, чтобы их можно было расположить в точном, рациональном или общепринятом порядке. Однако некоторые расхождения настолько грубы, некоторые заявления настолько преувеличены, некоторые политические программы настолько тенденциозны, что их можно назвать лишь чем-то вроде «социальной несправедливости».

У социологов нет привилегий, позволяющих указывать на ситуацию и предлагать меры по ее исправлению. Но даже если их роль сводится к простому выдвижению требований, они должны не только разоблачать недостаточную реакцию (апатия, отрицание и равнодушие), но и проводить сравнения, которые могут выявить чрезмерную реакцию (преувеличение, истерия, предрассудки и паника). Эти «реакции» можно сравнить с перцептивной областью, которую занимает социология риска: оценивается не сам риск и не управление им, а то, как он воспринимается. Даже если речь не идет о физической опасности (смерть, причинение боли, финансовые потери), установление и укрепление моральных границ во многом похоже на сравнение физического и морального загрязнения, приведенное Мэри Дуглас. Восприятие людьми относительной серьезности очень многих различных социальных проблем нельзя изменить в один момент. Причина в том, что сама когнитивная способность контролируется обществом. И важные в этом вопросе знания несут массмедиа.

Вот почему в моральной панике конденсируется политическая борьба за контроль над средствами культурного воспроизводства. Изучать это легко и весело, а исследуя их, мы также помогаем идентифицировать и концептуализировать линии власти в любом обществе, то, как нами манипулируют, заставляя воспринимать одно слишком серьезно, а другое – недостаточно серьезно.

Глава 1 Девиантность и моральная паника

Общества подвержены периодам моральной паники. Состояние, эпизод, личность или группа людей определяются как угроза общественным ценностям и интересам; природа этого явления представляется СМИ в стилизованной и стереотипизированной манере; редакторы, епископы, политики и другие консервативно мыслящие люди воздвигают моральные баррикады; социально аккредитованные эксперты провозглашают свои диагнозы и решения; формируются новые стратегии совладания с ситуацией – или же, что происходит чаще, используются существующие; затем ситуация исчезает, отходя на задний план, либо ухудшается, становясь более видимой. Иногда предмет паники довольно новый, а иногда он существует уже давно, но внезапно оказывается в центре внимания. Порой паника проходит и забывается, оставляя следы лишь в фольклоре и коллективной памяти, но временами может иметь более серьезные и долгосрочные последствия и привести к изменениям в правовой и социальной политике или даже в представлении общества о самом себе.